Владимир Свержин - Трактир «Разбитые надежды»

— Лешага! — услышал он голос Марата. — Ну что, ты остаешься?

— Ухожу.

— Тогда я с тобой.

— Нет. Я иду один.

— Вот еще! — возмутился юнец. — Мы же напарники, мы вон как зверолюдов разукрасили, — он кивнул на частокол с отрубленными головами.

— Один иду! Что непонятно?

— В одиночку Темного Властелина не одолеть. Вместе пойдем. Так надежней, да и веселее. Я хоть сейчас готов в дорогу. У меня теперь даже собственный короткоствол имеется. И патроны к нему. Сам Декан вручил. За то, что я тебе геройски помогал.

Лешага скривился, мучительно изображая улыбку, и, не говоря ни слова, отодвинул стоящего на пути соратника.

— Ну, зря ты так! Я тебе там, между прочим, книги отобрал, хорошие, может быть, даже самые лучшие. Ну, Лешага, ну что ты, в самом деле? Разве я не правду говорю? Я же еще не всему научился, ведь так?

Воин смерил чешуйчатого насмешливо-изучающим взглядом, махнул рукой и зашагал в сторону деканата.

Дороги не было. Возможно, здесь ее не было никогда. Но ученику Старого Бирюка, как, впрочем, и волкоглавым, шедшим этим путем совсем недавно, она была не нужна. Леха чувствовал выдыхаемое камнями тепло сотен когтистых лап и шел по нему, как по натоптанной тропе. Сшитая Зариной одежда действительно оказалась прочной и удобной, а зеленые, бурые и черные пятна, разбросанные то здесь, то там по штанам и куртке, ему казались очень даже красивыми. Автомат и полные магазины патронов отдавались приятной, греющей душу тяжестью, так же как вещмешок с книгами и одеждой за спиной. От всего этого было приятно и радостно. И даже несносный драконид, бредущий за ним следом, не вызывал особого раздражения. Он тащился уже много часов кряду, стараясь не терять Леху из виду и в то же время не попадаться на глаза. «Упорный, — отметил воин, с непонятным удовлетворением, — и храбрый».

Отметил, но ходу не сбавил, так и скользил, чуть пригнувшись, размашистым волчьим шагом, внимательно обшаривая взглядом дикие, поросшие кустарником гнойной колючки холмы. Марат за его спиной старался двигаться скрытно, но его порывистое дыхание было слышно Лешаге, пожалуй, отчетливее, чем собственное. «Устанет — сам уйдет. Интересно, сколько еще продержится?» — он притормозил, наклонился, точно поправляя шипастый понож из шкуры живоглота, и скосил глаза назад. Чешуйчатый еле брел, широко открыв пасть и хватая воздух, отчего-то вдруг ставший густым и обжигающим легкие. До вечера точно не дотянет. Рухнет где-нибудь. Ну да ничего, прорв рядом нет, а все прочие сами не рискнут сунуться.

Когда сумерки окончательно размыли контуры предметов и дневной жар сменился холодом, Лешага решил сделать привал. Найдя затянутое ряской болотце, одно из многих, оставшихся после Того Дня, он развел неподалеку костер в неглубокой яме с отведенным в сторону, чтобы не привлекать чужаков, выходом дыма, достал из вещмешка рукав старой брезентовой куртки, набросал в него слоями песок, золу, мелкие камешки, затянул, оставив маленькое отверстие, набрал болотной воды в флягу и начал струйкой проливать ее сквозь получившийся фильтр.

— Лешага! — послышалось из кустов. — Можно и мне воды. Пожалуйста…

Леха усмехнулся.

— А что ж из кочкарника [3] Кочкарник — болото. не пьешь?

Марат с виноватой физиономией выбрался на прогалину к костру.

— Там же эти, пиявки, они могут выпить всю кровь. И водяной с кикиморами.

— Кикимора — это та накидка, в которой ты вчера бегал, — отозвался страж.

— Нет, кикимора — прислужница Темного Властелина. Она топит людей, а потом их Властелин к себе в чертог забирает и делает из них прорв, — уверенно заявил юнец, снимая обувь и закидывая повыше на поваленный ствол гудящие от долгой ходьбы ноги.

— А что такое чертог? — заинтересовался Леха.

— Знаю только, что в нем черти водятся, они Темного Властелина охраняют, — с превосходством в голосе объяснил чешуйчатый. — А черти — это самые отборные из волкоглавых.

Лешага только хмыкнул и отпил из котелка, начисто игнорируя умоляющий взгляд Марата.

— Лешага, а мне?

— Кикимор бояться — воды не пить. Чего с собой не взял?

— Я брал, но уже всю выпил. Ты очень быстро ходишь, — с восхищением и затаенным укором признался драконид. — Ну, дай глоточек, жалко что ли?

— Закон Дикого Поля запрещает тому, у кого есть вода, отказать в глотке умирающему от жажды. Но тот, кто не умеет добыть себе воды, долго не живет. Хуже того, он умирает от жажды даже на берегу. О кикиморах лучше никому не говори — засмеют. На, пей, — Лешага направил текущую из затянутого рукава струйку в рот юному искателю приключений и, дождавшись, когда тот удовлетворенно отвалится, спросил: — Ты зачем увязался за мной?

— Я уже говорил, — упрямо напомнил повеселевший юнец.

— Говорил, и я тебе ответил.

Чешуйчатый уселся по другую сторону костра.

— Лешага, ну что тебе стоит?! Ну, вот честное слово, я буду тебе полезным, я тебе всегда пригождаюсь. Мне очень надо стать таким, как ты.

— Будешь побеждать Темного Властелина?

— И это тоже, — глядя на огонь, кивнул Марат.

— А если тоже, то что еще? — Леха даже немного заинтересовался.

Драконид сделал вид, что не услышал.

— Лешага, скажи, только правду, тебе нравится Зарина?

Ученик Старого Бирюка только захлопал глазами, не находя слов.

— Ну, она хорошая. Много знает. Вот какую одежду сшила, — неуверенно ответил он.

— Ну да, — со вздохом подтвердил юнец. — Она от тебя без ума, я ведь вижу.

— Чего-чего?! — у Лехи перехватило горло. — Ты что такое выдумал?!

— Что слышал, — огрызнулся Марат. — А я без ума от нее. Но она только смеется и говорит, что я еще совсем зеленый, а я вовсе даже не зеленый! — глядя на скептическое выражение лица своего кумира, юнец спешно добавил: — Ну, разве что совсем чуть-чуть. Вот если я научусь быть таким, как ты… Ведь правда же, такая, как Зарина, — в голосе юнца слышалась мечтательность, — должна быть рядом с настоящим героем! Вот как был Арвен рядом с Арагорном!

— Это еще кто?

— Давай завтра, — пробормотал зевающий чешуйчатый, — когда дальше пойдем, я тебе расскажу, извини, так умаялся, глаза слипаются.

Если бы Леха и стал возражать, то скорее всего без особого успеха. Уставший за день драконид заснул, не договорив. Просто уткнулся головой в колени и завалился на бок, разомлев от тянущегося по земле тепла.

— Эх, — махнул рукой бывший страж, с невесть откуда взявшейся беззлобной, насмешливой улыбкой глядя на сопящего во сне Марата. — Куда ж с таким тащиться-то? И шли-то всего ничего, от полудня до заката, а вон как вымотался. — Он вдруг поймал себя на мысли, что уже думает о юнце как о своем будущем спутнике. — Нет-нет, утром, чуть рассветет, надо, подальше от беды, отослать его обратно. Если так-то чуть жив, то уж дальше соваться и вовсе резона нет.