Майкл Гелприн - Хармонт. Наши дни

Когда Ян, потрясённый, выбрался из цеха наружу, солнце подплывало уже к западному горизонту. Вот оно как, вот, значит, что это такое, беспорядочно думал Ян, пересекая заводской двор. Надо же, гадость какая, пакость какая, дрянь.

В двадцати шагах по правую руку от уцелевшей проходной с турникетом, из кучи разнородного мусора слабо, едва заметно пульсировало красным. Ян приблизился, ногой расшвырял мусор и на ощупь извлёк из глубины «рачий глаз», близнец того, что приютился у него в ладони. Дождался, пока красный сменится на матово-белый, упрятал в карман и пошёл от «Бродяги Дика» прочь. Долгое время он даже не отдавал себе отчёта, куда направляется. Потом встряхнулся, отгоняя наворожённый чудовищным котлом морок, сориентировался и двинулся назад уже целенаправленно, метя в ту точку, откуда пришёл.

Достигнув кольца, Ян прикопал оба «рачьих глаза» в землю на расстоянии в три фута один от другого. Пометил оба места камнями. Что-то не давало ему развернуться и уйти, что-то тревожное, мрачное и назойливое. Ян потоптался с минуту, растерянно глядя на захоронки. Пожал плечами, нехотя пошёл прочь. Мрачное тревожное чувство нарастало и на границе стало уже нестерпимым. Тогда Ян решительно двинулся назад. Забрал оба «глаза», рассовал по карманам.

– Давай сажай меня, гнида, – сказал он вслух тому неизвестному, кто пас его все эти годы. – Сволочь такая.

Не оглядываясь, Ян пошёл из Зоны вон. Тревожное чувство, несмотря на риск вновь оказаться за решёткой, ушло.

Сажа Квятковски, 35 лет, домохозяйка

Неладное Сажа чувствовала с самого утра. Она не знала, какого сорта это неладное и что ему причиной, но, едва проснувшись, не находила себе места.

К девяти утра пробудился Гуталин, выскочил в сад и стал уговаривать сыграть в баскетбол. Сажа поначалу отнекивалась, потом, наконец, согласилась, и Гуталин обыграл её, ни разу не промахнувшись мячом по корзине, креплённой к щиту на сооружённой Яном баскетбольной стойке. Ощущение, что близится нечто неладное, не пропало. Неужели что-то с Яником, отчаянно думала Сажа, у которой всё вдруг стало валиться из рук.

Она уселась на крыльцо, то самое, где почти четверть века назад впервые увидела лицо человека, ставшего её мужем. Того, кто целился в неё, но не выстрелил, предпочтя огрести длительный срок. Того, который потом ещё дважды оставлял её соломенной вдовой.

Я ни о чём не жалею, в который раз сказала себе Сажа. Эти слова превратились для неё в нечто сродни заклинанию. Она полюбила не просто упрямого, гордого и сильного человека – она полюбила сталкера. Она предложила ему всё для того, чтобы он не был больше сталкером, но он отказался, и она приняла этот отказ вопреки соображениям здравого смысла, вопреки разлуке с приёмным отцом и братом, вопреки всему.

На крыльцо выбежала Беляна, с ходу запрыгнула Саже на плечи и потребовала поиграть в лошадку. Сажа безропотно проскакала пять кругов вокруг дома, взяла барьер, перепрыгнув через цветочную клумбу, и сдала наездницу на руки Гуталину.

Дети убежали в бассейн, а Сажа долго ещё смотрела на них, плещущихся, и думала, что вот оно – счастье. То самое сталкерское счастье, когда Зона пощадила детей и не поступила с ними как с дочерью Рыжего Рэдрика, которая это счастье им с Яном подарила.

К полудню зарядил мелкий косой дождь, тёплый, сентябрьский. Сажа, стоя на крыльце и запрокинув лицо, ловила капли дождя губами. Потом солнце растолкало тучи, а затем на пару с ветром и вовсе погнало их с небосвода. Чувство, что неладное вот-вот случится, не уходило, оно пригрелось у Сажи в груди, прижилось там и теперь то и дело напоминало о себе, сжимая, сдавливая сердце.

К двум пополудни в гости неожиданно приехал Артур с компанией из двух длинноволосых девиц и тощего всклокоченного парня. Сажа обрадовалась и, на время подавив тревогу в груди, принялась за стряпню. Пока тощий всклокоченный тип веселил в саду оказавшихся хохотушками девиц, Артур, стоя рядом с Сажей у плиты, делился новостями.

– Карлик вот-вот станет губернатором и тогда наведёт шороху, – сообщил, состроив гримасу, Артур. – Знаешь, что он придумал? Хочет протащить закон о лицензионном сталкерстве.

– Это как? – удивилась Сажа.

– Да так, – Артур хохотнул. – Купил лицензию – и ступай себе в Зону. Не повезло – гробанулся там вместе с лицензией. А повезло – заплати налог и торгуй хабаром, сколько душе угодно. Кроме запрещённого к изучению, разумеется. Карлик полагает, что легальное сталкерство принесёт немалую пользу штату. А тех, кто без лицензии, как сажали, так и будут сажать.

– Здорово, – улыбнулась Сажа. – Поцелуй за меня Карлика и передай ему, что он самый мудрый Карлик в мире.

К вечеру Артур на прощание сказал, что гордится сестрой, чмокнул Сажу в подбородок, компания утрамбовалась в лимузин и умчалась в Рексополис. Теперь Сажа поглядывала на часы каждые пять минут и когда, наконец, явился грязный, в пропотевшей насквозь рубахе Ян, бросилась ему на грудь и заплакала.

– Ну что ты, – ласково говорил Ян, прижимая жену к себе и перебирая жёсткие, густые, ещё не тронутые сединой волосы. – Всё хорошо, всё хорошо, девочка…

За ужином он рассказал про визит к «Бродяге Дику», дети с открытыми ртами слушали, потом набросились с вопросами, и Ян, стараясь звучать весело, изображал руками котёл, в котором варится любимая мамина чечевичная похлёбка.

– А Зона, она хорошая или плохая? – спросила Беляна, когда Ян, покончив с «Бродягой Диком», взялся за кофе.

Ян почесал макушку, поскрёб подбородок и с надеждой посмотрел на жену.

– Она разная, милая, – пришла Сажа на помощь мужу. – Для одних плохая, для других хорошая.

– А для нас?

Сажа не нашлась что ответить. Тогда Ян поднялся, спустился в сад и вернулся оттуда с матово-белым, диаметром под два с половиной дюйма кругляком на ладони. Сажа вгляделась: пару секунд она не могла понять, откуда этот предмет ей знаком, потом вспомнила. Точно такой же был у той несчастной женщины в Зоне, у Марии Шухарт, дочери Рыжего Рэдрика.

– Сейчас мы кое-что выясним, – загадочно сказал Ян и протянул кругляк Беляне. – Возьми это, доченька, – попросил он. – Не бойся, это хорошая штука, она называется «рачий глаз», ты только не говори никому, что он у нас есть.

Беляна несмело протянула пухлую белокожую ручку, и Ян осторожно вложил матово-белый кругляк ей в ладонь. С минуту ничего не происходило, а потом «рачий глаз» потемнел, стал сначала кремовым, потом розовым, а затем красным и запульсировал концентрическими кругами, словно аварийный сигнал.

Сажа переглянулась с мужем, забрала у дочери «глаз» и пристроила на собственную ладонь. Парой минут позже он вновь стал матово-белым, пульсация прекратилась.