Сергей Демишев - Диверсанты Хроноса

Он заставил раненую руку работать как здоровую, перехватив бьющуюся в воздушно потоке лямку.

В этот момент парашют начало раскручивать вдоль оси, да так, что Марк почувствовал, как центробежная сила стремится оторвать его от Фольке. Он вцепился ногами так, что будь лейтенант в сознании, уже орал бы от боли. Хотя, после уже пережитого, может быть и не орал. Или все-таки бы орал, но фальцетом.

Марк заставил здоровую руку, судорожно цеплявшуюся за ремни, разжаться и, держась только ногами, нащупал на поясе нож.

"Только бы не выронить", — стучала в голове мысль, пока руки перерезали лямку. Процесс длился лишь секунду, но ему показалось, что прошла целая вечность, и он сейчас грохнется о землю, сидя на мужике, с недорезанной лямкой в одной руке и ножом в другой. И таким вот натюрмортом найдут их местные бюргеры, и чего они о нем подумают?

Марка передернуло от такой перспективы, и тут лямка, наконец, поддалась, рванулась на свободу, и он едва не выпустил ее из раненой руки. Делать этого было никак нельзя, иначе поврежденный купол окончательно захлестнет рабочий и все старания станут напрасными.

Он выпустил нож, который устремился вниз непривычно плавно, и, перехватив лямку здоровой рукой, рванул за нее что есть сил, стараясь отвести руку как можно дальше в сторону.

Это помогло. Купола частично расцепились, вращение на мгновение прекратилось, но через секунду все стало раскручиваться в обратную сторону.

Марк подождал, когда стропы расплетутся, и, поймав момент, дернул еще раз.

Купола расцепились окончательно и разошлись. Лямка выскользнула из рук, и лишившийся обременительной тяжести парашют комком белого шелка унесся куда-то по воле воздушных потоков.

Оставшийся купол, словно вдохнув в себя воздуха, расправился полностью и скорость падения сразу же резко снизилась. Вцепившись в лямки, Марк с усилием развел стропы в стороны, окончательно остановив вращение, и наконец, посмотрел вниз.

Все, на что у него хватило времени, это, забыв про ранение в руке, подтянуться на стропах и, уперевшись ногами в плечи бесчувственного Фольке прыгнуть куда-то вверх и в сторону.

Компенсировал ли этот отчаянный кульбит сколь-нибудь скорость спуска, Марк осознать не успел. Прыгнувшая на встречу, земля врезала так, что свет вокруг померк, как будто щелкнули выключателем.

"Как это задолбало…" — не успел додумать он и отрубился окончательно.

Марк очнулся от того, что его, контуженное ударом о землю тело, рывком поставили на ноги.

"Кажется ничего не сломано", — отметил он, хотя мышцы стонали как проклятые, а раненое плечо нестерпимо болело.

— Папа, застрели его прямо сейчас! — раздался истерический голос молодого Фольке.

Марк осторожно повернул голову на звук и из-за плеча держащего его дюжего фельдфебеля и, сфокусировав непослушный взгляд, разглядел лейтенанта Фольке.

Тот лежал на развернутом на земле брезенте со спущенными штанами, и какой-то незнакомый лейтенант медицинской службы осторожно колдовал над его причинным местом.

Недалеко прямо на поле стояли пара легкомоторных "Шторьхов" и один транспортный трехмоторный "Юнкерс" заходил на посадку. Похоже, папаша Фольке задействовал добрую половину авиации ради спасения своего отпрыска.

Он повернул голову в другую сторону и в метре от себя увидел багровую от ярости физиономию генерала. В руке тот судорожно сжимал карманный "браунинг".

Марк попробовал прокачать обстановку на случай, если генерал начнет стрелять, и понял, что в своем нынешнем состоянии увернуться от пули он вряд ли сможет.

Но тот решил, что при свидетелях устраивать самосуд не стоит.

— Взять его, — приказал он выскочившим из приземлившегося "Юнкерса" автоматчикам.

Марка вновь повалили на землю и, не церемонясь, скрутили за спиной руки.

Подошедший генерал пнул его лакированным сапогом прямо в раненное плечо.

— Ты мне за все ответишь, мерзкая скотина! — прошипел он, брызжа слюной. И пнул еще раз.

Марк едва не застонал, но сдержался.

"Зато у меня яйца на месте", — злорадно подумал он, но высказывать вслух свои мысли не стал. У папаши вполне могли не выдержать нервы.

Лучше пока не дергаться. Требовалось время на осмысление ситуации и принятие какого-либо плана.

Его почти неделю промурыжили в карцере городской комендатуры. На пятый день к нему пришел Ульрих.

Проведший его охранник тактично отошел к своему посту в конце коридора и раскрыл изрядно потрепанный журнал.

Они пожали друг другу руку сквозь прутья решетки.

— Как там наши? — первое, что спросил Марк, имея ввиду пилотов своей эскадрильи. И задумался, имеет ли он право теперь, находясь, так сказать, в душевном здравии и доброй памяти, называть их своими. И решил, что право у него такое есть.

— Все в порядке, все живы, — ответил Ульрих. — Всей эскадрильей обивают порог штаба в твою поддержку. Генерал Фольке настаивает на трибунале и твоем расстреле, но командир части встал за тебя горой и пытается представить все случившееся как несчастный случай. Меня уже дважды допрашивали. Все пытались выяснить, не организовал ли ты заговор против генерала Фольке. Ну, я их вежливо послал.

— Ты там сильно не геройствуй, — с благодарностью в голосе произнес Марк, — а то тоже загремишь в каталажку.

— Тогда им придется всю эскадрилью пересадить. А "крепости" кто сбивать будет? Фольке с загипсованным членом?

Он воровато оглянулся на сидящего в конце тюремного коридора дежурного охранника, вытащил из-за пазухи довольно объемистый сверток и протиснул его сквозь прутья.

— Это тебе от ребят, — в полголоса произнес ведомый. Он еще раз оглянулся и задал вопрос, который уже давно жег ему язык.

— Правда, что это ты его так? — Ульрих показал глазами себе ниже пояса.

Марк почувствовал, что начинает краснеть. Если рассказать ведомому, как он спускался с неба вцепившись изо всех сил в причиндалы хозяина парашюта, то не смотря на все уважение к командиру, Ульрих укатается от смеха прямо на полу перед решеткой. Нет уж! Пусть лучше думает, что я этого придурка в рукопашной не совсем честным приемом уделал.

— Ну а что мне оставалось делать? — хрипло ответил он. — Он в меня две обоймы высадил. Слава богу, почти не попал.

Ведомый и не заметил смущения Марка.

— У тебя не рука, а кузнецкие клещи, командир! — восхищенно произнес он, — знакомый санитар, делавший Фольке перевязку, сказал, что там как будто бульдог челюстями поработал.

Он пожал Марку руку на прощание и быстро пошел к выходу.

А Марк остался гадать, видно ли в полумраке камеры как багровым светом пылает его физиономия. Потом аккуратно развернул полученный пакет, и слезы благодарности без спросу навернулись на глаза.