Сергей Демишев - Диверсанты Хроноса

Арну знал, что такое карта местности. В армии их использовали для передачи оперативной информации о поле боя или о положении какого-либо объекта на местности. Но все карты, которые наблюдал в своей жизни арну, были электронными и виртуальными. Создавались в воздухе галопроектором или проецировались на экран, например, тактического шлема.

Карта, нарисованная красками на куске материала, который, судя по истертости и надрывам, был даже не пластиком, а чем-то менее прочным, казалась ему полным анахронизмом.

Данг даже подошел поближе и, взяв в руки уголок карты, помял его. Так и есть! Это была целлюлоза! Натуральный материал из древесных растений, который многие сотни лет тому назад использовался на Земле для изготовления бумаги, первого носителя и накопителя информации. Как же должна была деградировать эта планета, чтобы вернуться к натуральной бумаге!

Данг так увлекся своими изысканиями, что не сразу заметил, что за его действиями внимательно наблюдают три пары глаз. Он отпустил угол карты, который до этого пристально изучал, и посмотрел на полковника, ожидая продолжения.

— Это карта данного района побережья, — полковник начал объяснять и вдруг поймал себя на том, что говорит громко, с расстановкой, четко выговаривая слова. Словно пытается объяснить иностранцу, как пройти к Биг-Бену. — Вы знаете, что такое карта?

— Схематическое изображение местности с привязкой к этой местности необходимой информации, — ответил Данг.

Полковник кивнул.

— Укажите на карте место гибели судна.

Арну стал рассматривать карту. Как и на любой карте, на ней должны быть отмечены наиболее заметные объекты, по которым можно было бы произвести привязку к местности.

Ну, например, то высокое сооружение, которое высится на берегу в полукилометре от дома Матери, и видно из окна комнаты. Мать, кажется, назвала его "маяк", и там живет мистер Дуглас.

Маяк стоит на мысу, уходящем на несколько сот метров в море. На данном участке побережья такое место было одно. Данг быстро нашел его на карте, мысленно взглянув на местность как бы с птичьего полета.

Карта была хорошая и довольно подробная. Дом Матери был обозначен на ней небольшим квадратиком. Нарисованным почти у границы голубой и коричневой части карты.

Пользуясь выдающимся маяком как ориентиром, Данг развернул карту в соответствии с местностью, которая была на ней обнаружена, и с интересом взял в руки протянутый ему карандаш с остро заточенным кончиком (сделанный, судя по всему, из настоящего дерева!).

Он осторожно поставил крохотную точку на голубом участке карты, соответствующем тому месту, где бросился в воду с обреченного корабля.

Полковник Торстон подошел к карте. В его руках была логарифмическая линейка. Он тщательно замерил расстояние на карте и быстро, с помощью этой же линейки рассчитал его в метрах и взглянул на Данга с еще большим интересом.

По его расчетам получалось, что Данг указал на карте названную им точку с точностью, которая укладывалась в погрешность измерения линейкой. И сделал это с первой попытки и без всякой линейки. Причем, называя расстояния в метрической системе, он должен был учитывать, что масштаб карты указан в английских милях.

Отсюда вытекало две возможности. Либо перед ними мастер устного счета с идеальным глазомером, либо ко всему, что говорит этот человек (человек ли?), нужно отнестись серьезно.

Но впереди еще одна проверка, которая должна окончательно либо подтвердить его необычайные способности или опровергнуть. И если все подтвердится…

Полковник представил себе полк бомбардировщиков, который с необъяснимой точностью ночью или в условиях абсолютной непогоды появляется над целью, снайперски сбрасывает свой смертоносный груз прямо сквозь облака и тьму и уходит без потерь назад. А наводить бомбардировщики будет этот странный парень, кто бы он ни был.

И полковник Торстон решился:

— У меня есть к вам предложение, мистер Данг. Я постараюсь решить все ваши проблемы, а вы поможете нам…

Он в который раз украдкой смотрел в маленькое зеркало, которое выпросил как-то у медицинской сестры, ухаживающей за ним, пока он не смог самостоятельно вставать и заботиться о себе сам.

Его собственное отражение уже перестало его пугать. Он привык смотреть на безволосый обожженный череп, на лишенное бровей и ресниц лицо, обезображенное багровеющими рубцами, и уже не содрогался от отвращения. Он просто сквозь эту страшную маску хотел разглядеть себя прежнего. Или хотя бы вспомнить.

Он не помнил ничего из своей прошлой жизни, кроме того, что являлось ему во сне или в бреду. Он не помнил, кто он.

Ему сказали, что его зовут Марк Рудель. Имя он воспринял, как свое, но более в его памяти ничего не шевельнулось.

Он пилот, военный пилот, обер-лейтенант. Он участвовал в боях на восточном фронте и сбил несколько десятков русских самолетов. Его отметили как специалиста по бомбардировщикам, так как в списке сбитых им самолетов их было большинство, и отправили на западный фронт.

Англичане и американцы активизировали налеты своих бомбардировщиков на промышленные центры Германии и каждый способный сражаться с ними пилот-истребитель был на счету. Тем более с таким опытом как у Марка Руделя. Он усмехнулся. Хорош опыт, о котором ничего не помнишь.

Пока он поправлялся в госпитале, он заново привыкал к мысли, что он человек без прошлого и его жизнь как бы начинается с нуля.

Как выяснилось, родных, которые помогли бы ему вспомнить детство, у него нет. Все погибли год назад от англоамериканской бомбы.

Однополчане, навестившие его в госпитале и узнавшие диагноз: амнезия в результате полученных травм — пытались расшевелить его память, но он не узнавал их. Даже своего ведомого, Александра Типельскирха, с которым бок о бок провоевал более года.

А они, закаленные в боях пилоты, с ужасом и состраданием всматривались в обожженные черты лица, вслушивались в сипящий голос, пытались определить, что осталось в этом обгоревшем подобии человека от их боевого товарища Марка Руделя.

Но в том, что это был он, они не сомневались. Они оставляли ему фрукты и уходили, качая головой, а он силился вспомнить их, себя в окружении однополчан, но ничего не получалось.

Доктор сказал, что такие случаи амнезии известны, и довольно часто память возвращается к человеку после очередного потрясения или если что-либо подтолкнет его, напомнит о чем-то важном из забытого. И тогда память вернется.

В чем он был уверен, так это то, что он действительно летчик и что, скорее всего, Марк это действительно его имя. С первой секунды, как он очнулся в госпитале после ранения и услышал это имя, он отозвался на него естественно, как на свое. Фамилия Рудель не вызвала у него никакой реакции, и похоже к ней придется привыкать заново. Как и ко всей жизни.