Сергей Демишев - Диверсанты Хроноса

Несмотря на первоначальные опасения врачей, Марк быстро шел на поправку. Раны затянулись, оставив на коже уродливые красные рубцы, стягивающие ее в самых неожиданных местах и придающих его безволосой голове и лицу вид исчадия ада.

Через месяц он был практически здоров и руководство госпиталя, связавшись с учебным полком, в который в соответствии с документами должен был прибыть обер-лейтенант Рудель, подтвердило, что приказ остается в силе.

В надежде хоть что-то вспомнить о себе он прибыл в эту часть и окунулся в обучение.

Военная машина затянула его в свои недра и он убедился, что в прошлом он точно был военным. Тут сомнений быть не могло.

Листая справочники, читая газеты и общаясь с сослуживцами, он с радостью стал выуживать из памяти кое-какие сведения, которые похоже только и ждали, когда о них вспомнят. Благодаря этому он очень быстро усвоил по справочникам, плакатам и бюллетеням люфтваффе все типы своих и вражеских самолетов.

Инструкторы, поначалу заметившие некоторую нерешительность Марка в кабине новейшего истребителя и списавшие это на посттравматический шок, убедились, что тот легко осваивает новую технику.

А Марк находился в постоянном состоянии дежавю.

Навыки управления самолетом тело "вспомнило" практически в первом полете. Руки и ноги действовали автоматически, а вот расположение приборов почему-то показалось ему незнакомым, и пришлось какое-то время привыкать. Удовольствие, которое он получал от полета, окончательно подтвердило его крылатое прошлое.

Истребитель, который он осваивал, был новейшей модификацией ФоккеВульф-190, вооруженный четырьмя 20 мм пушками и двумя крупнокалиберными пулеметами, и также мог нести на внешней подвеске бомбы.

И хотя броня, прикрывающая летчика и двигатель, добавляла массы, самолет был маневренным и скоростным.

Правда, Марку во время первых полетов почему-то казалось, что он привык к гораздо более высоким скоростям, но скоро это ощущение прошло.

Марк освоил самолет досконально, буквально сжившись с машиной.

К удивлению остальных летчиков эскадрильи, он вместе с пожилым механиком Фридрихом подолгу ковырялся в моторе, настраивая его словно настройщик фортепиано.

И самолет ему отвечал тем же. Он точно реагировал на все манипуляции пилота и даже, как казалось Марку, помогал ему. И скорость набирал чуть быстрее и в вираж входил круче, чем получалось у других пилотов. В учебных воздушных боях Марка "сбили" всего один раз, и то когда он откровенно расслабился и не заметил вовремя зашедшей на него снизу в хвост пары истребителей.

Руки и ноги среагировали на рулях мгновенно, но не слишком скоординировано. Истребитель вошел в "бочку" неровно и слишком резко, тут же потеряв скорость. Имевший значительное преимущество в скорости ведущий атакующей пары не смог удержаться в хвосте Марка и, проскочив вперед, неожиданно вписался ему в прицел.

Марк успел нажать на спуск, и фотопулеметы отщелкали положенное количество кадров, зафиксировав "сбитие" противника.

Но и самого его "сфотографировал" ведомый вражеской пары, успевший сбросить скорость и прицелиться.

Марк потом анализировал этот учебный бой и понял, что "неправильную" бочку можно использовать для превращения преследующего противника в дичь. Резко теряешь скорость и ловишь проскочившего вперед врага в прицел.

Освоение новых машин закончилось, и эскадрилья в полном составе на своих новых самолетах перелетела во Францию. Сверху были видны пострадавшие от бомбардировок города. Изрытые воронками великолепные немецкие автострады.

Американцы и англичане на весь мир объявляли, что бомбят исключительно объекты военной промышленности, но под бомбами почему-то оказывались мирные женщины и дети.

Вспыхнувшее в одном из кошмаров воспоминание о разбомбленном медицинском эшелоне с беженцами заставило Марка сжать зубы и застонать.

Это было его единственное воспоминание о жизни до ранения, но и этого хватило, чтобы желание бить лицемерных англосаксов горело в душе ярким пламенем.

Странно было то, что он ничего подобного не испытывал к русским, с которыми, судя по летной книжке более года воевал не на жизнь, а на смерть.

И хотя гебельсовская пропаганда на все лады расписывала ужасы, которые творят русские на своих и захваченных территориях, он, как ни копался в себе, не мог найти ни искорки ненависти к России.

Видимо, чтобы ненавидеть, необходимо помнить. А у него пока с этим были проблемы.

В новом полку он получил ведомым в пару совсем молодого девятнадцатилетнего пилота, не имевшего боевого опыта:

— Унтер-офицер Ульрих Мецке, господин обер-лейтенант, — ведомый глядел на Марка с невероятной помесью чувств, выразившихся а еще не знавшем бритвы лице.

Своей нынешней физиономией Марк мог вогнать в ступор кого угодно. Но парень оказался молодец, и уже через несколько секунд справившись с собой, толково отвечал на вопросы.

Марк пожал ему руку.

Несмотря на волнение, рука ведомого осталась сухой и прохладной. Хороший признак.

"У парня отличное самообладание", — отметил про себя Марк и представился.

— Марк Рудель. Твой командир с этой секунды, — парень сразу подтянулся. — Но вне службы, просто Марк.

— Слушаюсь, господин обер-лейтенант. Вне службы, просто Марк, — Мецке оттарабанил все это на одном дыхании, по стойке смирно, и тут же улыбнувшись, почти без перехода, предложил уже нормальным голосом.

— У меня есть варенье, крыжовниковое. Моя тетя делает его сама.

— Отличная мысль, Ульрих, — поддержал его Марк, — только давай сначала устроимся и зайдем к интенданту, а то все лучшие комнаты разберут без нас.

На оружейном складе очкастый фельдфебель с неимоверно увеличенными в стеклах очков глазами долго сличал фотографии на личной имущественной карте Марка Руделя с нынешним лицом Марка.

Не нашел никакого сходства и, вздохнув, выложил перед ним новенький, только что очищенный от заводской смазки "Вальтер" с кобурой и запасным магазином, патроны к нему в серой картонной коробочке и нож в ножнах.

Марк взял нож в руки и, отщелкнув клапан, предохраняющий от случайного выпадения, извлек клинок из ножен.

Приступ очередного дежавю, нахлынувший на Марка, буквально заставил его, почти машинально, подбросить нож в воздух и, поймав его за лезвие, метнуть в дальний угол склада.

Короткий свист, четкий удар и нож, вонзившись прямо в центр угловой поддерживающей балки, мелко завибрировал рукоятью.

Привычность движения была такой силы, что Марку на миг показалось, что он что-то вспоминает, но в этот момент раздался возглас, полный восхищения.

— Вот это да! — Ульрих, стоявший позади Марка, восторженно смотрел на дрожащую рукоятку ножа. Кладовщик посмотрел на Марка, поправил очки на переносице, подошел к ножу, с трудом выдернул его из балки и аккуратно вернул обратно в ножны.