Array Array - На руинах Мальрока

Если я вдруг выживу, то, возможно, рано или поздно он лишится всего.

Поднимаю взгляд. Безмолвные, окаменевшие зрители; солнце, уходящее за очередную тучу; Тук бежит, размахивает руками, что-то возбужденно кричит, радостно скалится.

Я не слышу слов. Немного мне дали времени, но я успел. Чистая победа. Пора уходить.

Грохот в "водосточной трубе" резко стих. Шар вырвался на свободу. Упал. Упал на меня. Расколол тело на миллион осколков.

Только что я стоял возле черного алтаря, а в следующий миг перестал существовать.

Серая парусина в пятнах подозрительного происхождения. Добротно натянута, время от времени вибрирует от порывов ветра. Еще в поле зрения видна верхушка центрального шеста. Там, между поперечинами и оттяжками толстый паук сплел роскошную паутину.

Это весь мой мир — больше я ничего не могу увидеть... При попытке не то что пошевелиться, а просто скосить взгляд, удар чудовищной боли вышвыривает меня из реальности.

Снаружи слышен характерный шум — народ завтракает. Значит наступило утро. Скоро, наверное, придет толстуха Трея и, если повезет, будет заливать в меня бульон из рябчиков. Если не повезет, то рыбный. После первой же ложки опять отключусь.

Я не могу долго находиться в сознании — любое, даже самое пустячное событие, выбрасывает меня обратно. В том числе и кормежка.

Да и без событий надолго не задерживаюсь. Стоит поднять веки, и мне остается несколько мгновений... Я успеваю увидеть парусину шатра, паутину, шест с поперечинами и оттяжками. И все — назад в нирвану ...до следующего пробуждения.

Мне не снятся сны. Иногда я пытаюсь думать не открывая глаза. Так можно пролежать долго, вот только резона нет — мысли не идут. Я не знаю кто я, или что, но и это уже не волнует. В моей голове причудливая мешанина из обрывков знаний сотен, если не тысяч людей. Некоторые из этих знаний бесполезны, некоторые опасны, а некоторые смертельно опасны. Но я не копаюсь в них: мозг напрягать даже не лень — просто бессмысленно...

Ну вот... Сейчас опять набросится боль — в мой скудный мирок вторглось очередное яркое событие. Порвав крылом паутину на поперечину уселся зеленый попугай, гордо подбоченился, скрежещущим, полным сарказмам голосом, выдал пошлость:

— И кто же это тебя так отделал мальчик? Со слоном любовь крутил, что ли?

В шатре на миг светлеет — кто-то зашел. Трея? Рано для нее... обычно она приходит после завтрака.

— Зелененький, не желаешь с утра тяпнуть, раз уж заглянул к нам?

Голос знакомый — Тук. Жизнерадостный горбун. Бабник-террорист. Даже при сухом законе где-то ухитряется находить алкоголь. Не удивлен...

Или пока я валялся законы поменялись?

Реакция попугая тоже не удивляет — спикировав вниз, он исчез из поля зрения и заорал:

— Ннналивай, красотка!

— Ну спасибо — как только меня не обзывали, но бабой еще ни разу! Могу ведь и обидеться!

— Ннналивай, сказано! И веселую песню хочу!

— С утра петь? Нас народ неправильно поймет. Да и попадемся по-глупому. Сюда, конечно, никто не заглянет в такую пору, но это если тихо такие дела проворачивать. А так только Трея может зайти, но она с бульоном еще возится. Время у нас есть. Плохо, что погреб под замком, да еще и охрану Арисат поставил. Но умный человек от жажды никогда не умрет...

Журчание. Нетерпеливое посвистывание попугая. Наконец знакомые булькающие звуки и почти сразу голос Тука:

— Ну все! А то мне не останется! Вот смотрю я на тебя, и диву даюсь: куда ж тебе столько влезает?!

Хлопанье крыльев, попугай возвращается на перекладину. Тут же Тук вскрикивает:

— Ну вот зачем ты мне на голову нагадил?!

— Молчи, смерд грязный!

— Правильно Дан говорил, что суп из тебя сварить следует. И вообще: раз такие дела, то больше вообще ничего не получишь... свинья неблагодарная.

Свербит что-то в голове, покоя не дает... будто мысль какая-то наружу просится.

Твою мать! Да я уже сто раз должен был отключиться, но все еще в сознании!

Рискую скосить взгляд. Получается. И боли нет. Глаза, правда, чуть ли не со скрипом поворачиваются, но это уже мелочи.

Приоткрыл рот, разлепив спекшиеся губы. И тоже обошлось без последствий в виде болевого удара и шока.

А жизнь-то налаживается!

От такой мысли в голове начинается революция. Апатию как взрывом смело: мозг закипел. Столько всего в нем, что не знаю, за что хвататься. Старые, полузабытые планы, до которых руки не доходили; мысли по поводу всего произошедшего; рыхлые, еще чуждые для меня чужие знания, жестоко выдранные из неведомого банка данных и еще более жестоко переписанные в мою многострадальную информационную матрицу.

Господи! Время идет, а я валяюсь на лежанке! Еще и отупел в этом параличе! Давно я тут бревно изображаю?! Судя по паутине, не меньше ста лет! Хотя кто знает, местных членистоногих... может все двести...

— Эй! Тук! Дай хлебнуть... что там у тебя...

Голос хриплый, совсем не мой, и кажется таким пропитым, что обладателю наливать уже не рекомендуется.

Тук, вскочив с чурбачка, спиной врезался в опорный шест отчего шатер заходил ходуном. Попугай, естественно, сорвался с поперечины, начал носиться кругами истошно крича. Поддакивая ему, горбун охнул, затем невнятно выругался и ошеломленно спросил:

— Сэр страж?! Вы?!

— Не знаю, — честно ответил я.

— О! Вы очнулись! Я же говорил! А то тут не верили некоторые! Ой простите — в кружке пусто уже, как и во фляжке. Но для такого дела сейчас крикну Арисата, чтобы погреб дозволил открыть — наберу кувшин. Много себе позволяет этот Арисат — чтобы винца сэру стражу налить, приходится дозволения у него выпрашивать!

— Тише. Не тараторь. Вода хотя бы есть?

— Конечно есть — чай не в пустыне живем. Вон — ведро целое.

— Воды дай. Только сперва сесть помоги.

Сесть удалось. Даже более того: при желании смог бы сделать это и самостоятельно. Тело слушается, но кажется каким-то задубевшим, будто механизм несмазанный: в суставах сковывающее напряжение; "деревянность" в мышцах; головокружение подкатывает.

Вода очень холодная — не похоже, что из реки набирали. Хотя может зима уже наступила, а я не знаю. Но надеюсь нет — уж лучше думать, что колодец, наконец, почистили.

Зеленому надоело носиться по шатру. Приземлившись на плечо, он внимательно покосился на кружку, разочарованно вздохнул и поприветствовал:

— Ну здравствуй.

— И тебе здоровья.

— Ты выглядишь как из могилы вырытый. Вина хочешь?

— Ох не искушай. Тук: долго я здесь провалялся?

— А мне откуда знать?! Я что — считал?! Но немало...

— Неделя уже прошла? Две? Три?

— Да больше: уж осень наступила, а вы все без памяти.

— Понятно... Как все закончилось? После того как я отключился?