Дмитрий Силлов - Закон проклятого

Разговор на старую как мир тему вместе с сигаретным дымом лениво плавал в спертом воздухе, помогая коротать невеселое время.

Снова открылась дверь, и знакомый дедок вошел в камеру. Улыбаясь Ивану, как старому знакомому, он подошел и втиснул рядышком худое тело, чудесным образом поместившись на и без того переполненной скамейке.

– Вот, сынок, вроде как опять свиделись, – прошамкал он, развязывая свой рюкзачок, – сейчас перекусим – и на боковую…

– То есть как на боковую? Прямо здесь?

– Привыкай, сынок, – бойкий дедок раскладывал на газете хлеб и дешёвую колбасу. – Это сборка, здесь тебе пока ни шконки, ни машки не положено. Это, считай, чистилище. Ты уже вроде как помер, а вот, куда тебя определить, про то архангелы еще только думают.

– И куда ж они могут определить? – спросил Иван.

– Могут на «общак». Меня, например, точно туда кинут, – обстоятельно начал дед. – В хате обычно человек сто, а вот шконок штук тридцать, так что спать по очереди придется. На дальняк тоже по очереди. Всех мастей люди, почитай, вся страна на «общаке» сидит, – дед протянул Ивану нехитрый бутерброд и сам задвигал беззубыми челюстями.

– Лучше, конечно, на «спец». Но там обычно сильно крутой народ сидит. Воздуху поболее, народу поменее, да и на шконаре, глядишь, в одну харю спать будешь. Да, был я помоложе, и на «спецу» побывать доводилось… Правда, говорят, ещё «четверка» здесь есть. Четвертый изолятор. Но про то, как там и что за люди, – врать не буду, не знаю…

Дед стряхнул с коленей крошки и, подтянув ноги, исхитрился из сидячего положения плавно перетечь в горизонтальное, что в такой тесноте явно противоречило всем существующим физическим законам.

– Покемарю я, однако… Ежели чего – толкни…

Иван кивнул.

Старый уркаган прикрыл глаза и тут же беззаботно захрапел.

Вдруг дикий крик разорвал тишину. Дед чуть не свалился со скамейки. Орал тот самый оборванец, что ковырялся у параши. Орал просто так, то ли от полноты чувств, то ли от окончательно поехавшей крыши.

– Твою мать, ко́сарь проклятый, в кои-то веки покемарить не дадут… – заворчал дед.

Визгливый, непрерывающийся крик давил на уши, бередил и без того натянутые нервы.

– Во верещит, сука. Ему бы в оперу… Слышь, батя, а почему косарь? Может, у него в натуре шляпа дымит? – спросил деда сосед слева.

– Да потому, что натуральных психов сразу на Серпы или, на крайняк, на больничку везут. А этот, падла, или в хате накосорезил и ломанулся, или на дурку собирается и перед ментами понты колотит, на наших нервах играет… Там-то они аминазина с галоперидолом да трендюлей санитарских попробуют и быстро тихими становятся, а тут…

Надзиратель открыл «кормушку», заглянул, плюнул и снова закрыл.

– Во-во, и вертухаю все по херу, – ворчал дед.

Ивану надоело слушать этот безумный вой. Он встал и направился к психу.

– Не трогай его, парень, в падлу это… – посоветовал кто-то.

Обнаглевший от безнаказанности псих упоенно орал, но вдруг осекся, остановив безумные глаза на лице Ивана.

Иван просто молча стоял и смотрел на оборванца. Тот заткнулся, прикрыв рот грязной ладонью, недоуменно похлопал пару секунд бесцветными ресницами и вдруг как-то сжался, засунул в слюнявый рот измазанные кашей пальцы и тихо-тихо заскулил, суча ногами и стараясь отползти подальше. А потом и вовсе затих, прижавшись спиной к шершавой «шубе» и не сводя с парня круглых испуганных глаз.

На «сборке» стало тихо.

– Ты чё, гипнотизер? – спросил коренастый мужик – специалист по истории «Матросской тишины».

Иван пожал плечами и вернулся на свое место. Он просто решил испробовать свои предполагаемые способности, в которые до поры до времени сам не верил ни капли. Ну просто отказывался разум признавать такое. И вот сейчас Иван решился на эксперимент.

Он подошел к орущему психу и просто представил, как берет его за грязную шею и душит, вонзая кончики пальцев в горячую плоть… Псих и сейчас сидел в углу, мелко трясясь и боясь лишний раз шевельнуться… Способности явно были, и теперь вся «сборка» с любопытством косилась в сторону Ивана. А он сидел, прижавшись спиной к холодной стене, и пытался понять, что же он такое на самом деле.

Повисшую в камере тишину нарушил парень с наколкой:

– Твою мать, вода прибывает…

Действительно, пол был уже не просто сырым и грязным – под ногами хлюпала вода.

Парень встал, осторожно ступая, прохлюпал к двери и застучал в «кормушку». Та открылась, и дежурный заглянул в камеру.

– Старшой, вода уже по щиколотку, – сообщил парень.

– Примем меры, – прозвучал ответ, и «кормушка» захлопнулась.

Возможно, меры и принимались, но уровень воды медленно и неуклонно поднимался. Вероятно, где-то в соседней камере прорвало трубу, и теперь вода постепенно просачивалась сквозь щели в растрескавшейся от времени стене. Но на стук в «кормушку» «вертухай» больше не реагировал.

Под утро дверь отворилась, и в коридор хлынул поток воды.

– Ох ты, бля, сколько натекло, – отскочил в сторону дежурный, отряхивая сапоги. – Так, кого назову – на выход…

Он выкликал фамилии, и по одному, по два люди выходили в коридор.

– Ну, бывай, парень… – Дедок протянул руку Ивану. – Удачи тебе и скорейшей свободы.

– Тебе того же, отец, – ответил Иван, пожимая узкую, сухую ладонь.

Дед встал, окунув ноги в мутную воду, выше щиколоток заливавшую камеру, и шагнул в дверь, навсегда уходя из Ивановой жизни…

Они петляли по тюремным коридорам – Иван и еще четверо арестантов, сопровождаемые конвоем.

– Ну счастливо, братки…

Троих парней откололи от группы и повели в сторону «общака».

– Удачи, земляк…

Парень в кожанке скрылся за дверью «спеца».

Иван поднимался по лестницам выше и выше, коридоры петляли, свивались в немыслимый лабиринт, становясь после каждого поворота всё длиннее и запутаннее. Стены были покрыты уже не старинными потеками извести, а свежей краской. Здание, в которое привели хитрые лабиринты, было явно современной постройки. Коридоры перегораживали многочисленные двери и решётки, потолки были ниже и не давили своей высотой и мрачным старинным величием.

У одной из дверей Иванов конвоир остановился.

– Принимайте новенького, – сказал он, заглянув в «кормушку». Потом отомкнул большой квадратный замок и пропустил внутрь Ивана. Дверь за спиной захлопнулась.

Камера была не в пример меньше, светлей и уютней сырой «сборки». Посреди неё стоял здоровенный стол, вдоль стен вросли ножками в пол четыре железных шконки. В углу вместо параши – дырки в полу – стоял нормальный унитаз, отгороженный невысоким каменным парапетом. За застекленной оконной рамой помимо решетки были вделаны стальные жалюзи-«реснички», перекрывающие вид на улицу.