Дмитрий Силлов - Закон проклятого

– Сильный, говоришь…

Андрей припомнил оторванную голову патологоанатома и до неузнаваемости изуродованный труп бандита по кличке Макс. Похоже, один почерк. Нечеловеческая сила и какая-то дьявольски изощрённая жестокость.

Томпсон достал из портфеля фоторобот убийцы и протянул Андрею. С листка бумаги на следователя глянуло узкое лицо с чуть раскосыми злыми глазами и длинными смоляными волосами до плеч. А ну-ка, ну-ка! Если стрижку ему короткую, да отъесться малость…

Он бросился к болтающемуся на вешалке кителю и выдернул из кармана снимок лица Ивана, переснятый из архива СИЗО, и положил его рядом с фотороботом Эндрю Мартина.

– O, my God! – прошептал полицейский.

Портреты были похожи друг на друга. Тот же волевой подбородок, те же упрямо сжатые губы, одинаковая форма носа… Но главное – глаза. Пронизывающие, исполненные какой-то древней, животной силой, ощущаемой даже через посредственно выполненные на компьютере изображения. Это были, несомненно, абсолютно разные люди, но в то же время…

Макаренко закусил губу:

– Чёрт, похожи-то как. Не братья ли часом?

– Ньет. Убийца всьегда ньемного похож друг на друг. Их мьетит смерть.

Андрей откинулся на спинку дивана.

– Ну и какие будут предложения? В принципе, сводки и фотороботы на все посты разосланы, следственные действия произведены. Дело за малым – подождать, пока бравые ребята оперативники разыщут супостатов. А нам – сидеть сложа руки и ждать результатов.

– Да, навьерно, так.

Томпсон опустил голову и начал автоматически вертеть в пальцах бокал. Стеклянное донышко с легким позвякиванием елозило по столу. Вдруг послышался легкий хруст.

– Damn it!

Томпсон осторожно отряхнул с ладони осколки раздавленного бокала и стеклянную пыль.

– Хорошо, что не порезался, – сказал Андрей, с уважением поглядев на широченные запястья полицейского. – Здоров ты, однако, товарищ Джек. А вот так сможешь?

Он снова поднялся, завел руки за спину и вытащил из-под кителя пару длинных металлических штырей.

– Пистолет у нас следакам с собой таскать не рекомендуется. Не дай бог пристрелишь кого – замучаешься отписываться да отмазываться. Так я вот что вместо оружия на всякий случай приспособил.

Макаренко положил на стол несколько остро заточенных металлических штырей сантиметров по двадцать длиной, до половины обмотанных лейкопластырем.

– Сзади на поясе крепятся под кителем. Случись чего – на пластыре отпечатков не остаётся. И от нервов классная вещь. Ежели охота во гневе кому в рожу дать или сломать чего, а по каким-то причинам нельзя – очень оттягивает.

Он вложил железяку между пальцев руки и – р-раз! – резко сжал кулак. Штырь обвился вокруг пальцев и упал на стол изогнутой змейкой.

– Ого! – вскричал полицейский, на мгновение забыв обо всём и вновь став мальчишкой. Он ухватил другую железку, но, сколько ни пыжился, фокус повторить не смог.

– Вот так, тренируйся, братан, – усмехнулся Андрей, а сам злорадно подумал: «Это за „я тебя побиль“. Один – один».

Томпсон с сожалением отложил штырь и утер пот с красного от напряжения лица.

– Ну вот видишь, как расслабляет, – заметил Андрей. – Все проблемы долой.

– Нье знаю, – пробурчал американец, утирая пот со лба. – Релакс по-русски – можьет быть, но как оружие «беретта» есть лучше…

– Это уж точно, – согласился Андрей, – но это Россия, а не Америка. Здесь свои законы.

– Странный законы, когда у полисмен нет оружие.

Андрей дипломатично пропустил мимо ушей непочтительную фразу американца относительно несовершенства российского законодательства и, памятуя, что лучший способ защиты – нападение, сказал:

– Ну знаешь ли, у вас тоже мужиков сажают, если он бабу по заднице похлопает. Так что, если разобраться, в каждой стране свои чудеса. А насчёт твоего кровника не беспокойся – найдём. Есть у меня некоторые мысли. Покатаемся по Москве, прочешем район пару-тройку раз. Вдруг повезёт. Вероятность, конечно, один к миллиону, но всё равно делать нечего. Мне начальство по случаю твоего приезда, считай, отпуск организовало. А не найдём – так хоть столицу посмотришь. Всё лучше, чем в гостинице сидеть и самому себе нервы портить.

– Спасьибо, Андрей, – каменные черты лица Томпсона впервые за все время осветились некоторым подобием улыбки. – О! Я есть давать тебе сюрприз, – спохватился он и вытащил из серванта бутылку. – Это подарок для твой девушка. К сожалений, я не привез хороший шампанский. Но это – настоящий калифорнийский «Фристоун», ей понравится.

– Э, какой теперь «девушка» с такой рожей, – махнул рукой Андрей. – Но всё равно спасибо.

«Москвич» чихнул и встал. Иван попытался снова завести мотор, но двигатель лишь утробно урчал, захлебывался, не желая реанимироваться ни под каким видом.

– Ну вот тебе, дедушка, и писец настал. Жаль, послужил мало, – сказал Иван «москвичу», вылезая из него и захлопывая дверь. – Придётся теперь по старинке, на общественном транспорте.

Он оставил своего погибшего железного коня сиротливо торчать у обочины и неторопливо направился через парк к ближайшей станции метро, любуясь на слегка тронутые желтизной кроны деревьев, фильтрующие последние лучи уже почти закатившегося солнца, и пока ещё голые ножки припозднившихся девчонок, которые уже скоро скроются под длинными полами меховых шуб. Зима осторожно, словно разведчик, пробиралась в Москву, тихонько напоминая людям о своем существовании, но ещё не решаясь вступить с летом в открытую борьбу.

Иван вышел на площадь перед станцией метро… и вдруг ощутил какое-то странное беспокойство. Бывает такое иногда. Идёшь себе и идёшь, вроде бы всё нормально – и вдруг… Вдруг ни с того ни с сего захочется оглянуться назад, и ты невольно ускоряешь шаг, в то же время убеждая себя, что всё это полный идиотизм, что от этой проклятой работы совсем расшатались нервишки и давно пора бы в отпуск… И тут, мягко толкнув воздушной волной, на бешеной скорости мимо тебя проносится невесть откуда взявшаяся иномарка… И ты на секунду замираешь на месте, покрываясь липким потом и очень живо представляя, как санитары, морщась от отвращения, соскребают с асфальта твое изуродованное тело.

«Не ходи, – сказал кто-то внутри, и холодное прошлось по живой коже, надёжно укрытой под курткой от осеннего ветра. – Не ходи».

Иван поежился и невольно оглянулся.

Вечер. Самый обыкновенный вечер с его обычной вечерней суетой на площади возле станции подземки. Бабки с сигаретами, алкаши, несмотря на позднее время всё ещё торгующие газетами и не желающие идти по домам, не заработав на завтрашний пузырь, рекламщики, сующие в руки прохожим разноцветные листочки, запоздалый народ, бегущий к метро. Нормальный вечерний столичный пейзаж.