Сергей Дормиенс - In the Deep

Я снова посмотрела на экран.

— Эти?

— Да.

— И что это значит?

— Я не знаю т-точно.

Гм, подумала я.

— То есть, ты напоил меня кафтианом, чтобы показать странные файлы?

— И не т-только их.

Синдзи наклонился, слегка повернул терминал к себе и вывел содержимое одной директорией выше. Так-так. Рядом располагались две папки схожих гигантских размеров: одну из них я уже видела изнутри, а у второй даже название отличалось только в последних знаках.

— И что там? В файлах во второй папке?

— Я тоже н-не знаю.

Ощущение загадки без разгадки было просто раскаленным штырем, который вошел мне в ухо. Черт, да как же вы меня все!..

— Слушай, ты, идиот!..

Я замолчала — даже не сразу поняла, как так получилось: он положил ладонь мне на губы. Вот просто так взял и положил. Чудесная пауза закончилась одновременно с моим ступором, когда я представила, как на него смотрю.

— П-полегчало?

Сидя на полу, Синдзи массировал кисть, а кровавая пелена медленно сползала у меня с глаз. В левой ладони пульсировало — я его свалила «вторым касанием». О, черт, черт, черт. Так нельзя, Аска. Так совсем-совсем нельзя.

Хвала всему, что только есть на свете: этот идиот хотя бы не понял, что я едва его не убила.

— Да.

Звуки со стоном протиснулись сквозь зубы — зубы рыжей дуры, которой самой не помешало бы настучать по голове. Больше ведь ничего не поможет, правда? Нет, конечно, может помочь хорошая драка с десятком каких-нибудь вирусных мутантов, когда я хладнокровна, собрана и отчаянна. Когда размеренное течение жизни, быт и простое прикосновение к губам не сводят меня с ума.

«Он мог умереть» .

— Прости.

Я подала ему руку — ту же самую, которой ударила, потому что мне это показалось очень правильным. И как-то поразительно легко далось слово «прости».

— Б-больно, — пожаловался Синдзи и потер грудь. — Б-больно и быстро.

— Я же извинилась.

— А, ну это все м-меняет, — спокойно сказал он. — Мне, может, лучше дорассказать с т-того конца рубки?

А он еще и юморит, сволочь.

— Постараюсь держать себя в руках, — буркнула я. — Только обойдись без мелодрам своих, хорошо?

— П-постараюсь. Но я всего лишь честно ответил, что не знаю об этих файлах ничего т-точного. Но д-даты обращения к ним очень х-хороши.

— И что с датами?

— Три п-первых файла созданы в первый год м-моего беспамятства. Самый маленький файл — самый ранний.

— Это интересно, но причем тут…

— Большие файлы менялись много раз, н-но там не все логи доступны, — продолжил Синдзи. — П-последнее обращение системы произошло после контакта с тем… Существом из ч-червоточины.

Крылья-ленты, вспышка — и пустота. В нее провалилась я, попав в завихрение фрегата, который возвел сам себя в степень. Я покусала губу: ситуация прояснялась. Синдзи нашел ключ к своей памяти, правда, почему-то только сейчас.

— Что в файлах?

— Т-тройное шифрование. П-полностью закодированная логика.

А, ясно. То есть, он понятия не имеет — знает только, что это как-то связано с полем продвинутой тактики. Ну а «Сегоки» не станет на своих мощностях потрошить свои же секреты.

— А если… — начала я, но Синдзи меня прервал:

— Я купил «Атомфрейм», чтобы взломать их в независимой среде.

— Ну и?

— Ты видишь у нас т-тут «Атомфрейм»? — улыбнулся Синдзи. — Система сгорела при копировании этих файлов. Ф-физически выгорели мозги.

Я кивнула. Вряд ли идиот настолько идиот, что не защитил суперкомпьютер от вирусной атаки самого ВИ. Значит, защита вшита в сами файлы, и защита эта отрастила себе зубы и взяла в каждую лапу по своему цифровому турбоплазменному излучателю.

Печально.

— Погоди, — сообразила я. — Так а почему мы сейчас это обсуждаем?

— Из-за второй папки, А-аска.

— Там те же файлы?

— П-похожие.

У меня внутри как-то неприятно похолодело все: говорят, психи — отличные интуитивы.

— И что там?

— Т-там снова важны даты, — сказал Синдзи и, морщась, растопырил пальцы, выводя новую картинку. Ушибленная кисть плохо его слушалась, но обормот честно терпел, разрывая останки моей совести на куски. — Г-гляди.

Маленький файл с немаленьким числовым названием, контекстное меню и — свойства.

— П-по логам это совпадает с выходом на орбиту П-паракаиса, — сдавлено прокомментировал обормот. — Ты вышла из атмосферы — и был создан этот ф-файл.

В рубке стало еще холоднее, словно бы охлаждающие потроха ВИ фрегата выдохнули мне в лицо свой смешок. Это было тогда, когда я провалилась в дикий и непонятный режим ATF. Когда порвала дредноут.

Я дернула терминал на себя и открыла свойства трех других файлов — их система просто создала, но изменить не успела.

Дата, время.

Я подняла глаза на Синдзи. Он сидел с ногами на консоли и внимательно меня разглядывал. Кусочки мозаики быстро собирались, но картинка получалась настолько смутная, что мне просто надо было о ней поговорить.

— Это битва корпораций, да?

— Да.

— И как это понимать?

Обормот пожал плечами:

— Как видишь, можно только д-догадываться. Одно точно: ты не синхронизировалась с «Сегоки» между Паракаисом и тем сражением.

Ну, вот и ты, последний кусочек. А ведь как все просто, оказывается, а? Есть у нас хитрый-прехитрый корабль, который любит и умеет побеждать. С веселым ВИ, толстыми щитами, мощными двигателями и мистической установкой в заднице. Но размножать себя в военных целях фрегат умеет только при нужном пилоте, и вот тут начинается самое интересное. Корабль берет подходящего пилота и заводит на него папочку с делом. Сначала дело тоненькое, а файлик маленький — ну, вроде напоминалки: эй, мол, не забудь, клиент у нас что надо. А потом корабль вычисляет момент, когда пилот еще в сцепке с ним, но вокруг всех уже постреляли, и устраивает…

Устраивает…

Меня словно перековало цепями по всему телу. Тот жуткий кошмар, из которого я выныривала только за глотком воздуха, чтобы тут же очнуться и понять, что этот воздух — спертая жижа еще одного ужаса. Тот сон, где меня полосовали все, кому не лень. Где меня отшлепала Майя, где меня оттрахал Каору, где отвернулся Синдзи, чтобы быть убитым Рей.

«Да что ж ты мне устроил, сучий ты фрегат?!»

— Ты т-так и не рассказала в деталях, что пережила, — сумрачно сказал Синдзи. — Мерзко было, да?

Я кивнула. Оказывается, весь этот бред мне показали, чтобы переписать меня — меня! — на сраную болванку. Как биржевую статистику. Как курсопрокладочные данные. Просто тест, из-за которого я посмотрела самое шикарное кино в своей жизни.

— Ты п-поняла?

— О да, — сказала я. — О да. Я все поняла.

— Точно?

В глазах у обормота обнаружилось сомнение, и меня вдруг осенило: а ведь впрямь — я дура.

Но именно дура — не психичка.