Александр Сухов - Пламенный Путь

Затем вновь взял слово Великий Князь:

– Итак, молодые люди, теперь вы имеете общее представление о характере предстоящего задания. Каждый из вас вправе от него отказаться, и никто вас за это не осудит. Не стану произносить пафосных речей, дабы склонить вас к сотрудничеству, скажу просто: наш искусственный интеллект оценивает успех намеченного предприятия с вашим участием с вероятностью восемьдесят пять процентов, другие рассматриваемые нами группы по данному показателю недотягивают и до пятидесяти. Однако в случае вашего отказа нам придется задействовать их, поскольку на кону не только наша Земля, но судьбы многих сотен других миров.

Вполне естественно, что после подобной прокачки мозгов отказников среди нас не нашлось. Вообще-то я с самого начала был полностью уверен в том, что ни Андрей, ни Ивэн не откажут себе в удовольствии поучаствовать в столь захватывающем приключении. Что же касается меня, попробовал бы я что-либо вякнуть супротив, вмиг получил бы такую епитимью от Учителя, что поход по душу какого-то там жучиного царя показался бы мне заветной мечтой. Шучу, конечно. Чтобы Савушкин Аристарх добровольно отказался от столь головокружительной авантюры – даже не мечтайте и не упрашивайте, стоя на коленях. От одной лишь перспективы побывать в загадочном Межмирье дух захватывает, и вообще, пора доказать Митрофанычу, что его ученик чего-то да стоит. Устроил мне, понимаешь, после нашей с Шатуном командировки в Колумбию персональный «разбор полетов». Андрей оказался кругом героем, а меня Учитель определил в олухи царя небесного. Насчет критики я, конечно, понимаю и признаю, что где-то был не прав, но когда тебя кругом опускают, что называется, ниже плинтуса и не кто-нибудь, а твой уважаемый наставник, пусть даже тет-а-тет, скажу вам, оченно болезненная для психики процедура.

– Вот и хорошо! – благостно потер ладошки Великий Князь. – Не сомневался в вашей решимости, друзья мои, ни на йоту. А теперь, братцы, за дело!

Следующие двое суток я помню очень плохо, точнее, практически не помню, ибо провел все это время в каком-то кошмарном трансе под капельницей с неведомым содержимым и с гипношлемом на голове. Помню, что все происходило в палате с ослепительно-белыми стенами. А также то, что лежал я на каком-то жестком, будто гранитная плита, ложе с накрепко зафиксированными посредством стальных кандалов руками и ногами. Рядом на таких же точно, с позволения сказать, лежаках валялись оба мои товарища.

Большую часть времени я проспал, остальное провел как в тумане. Кажется, наркотой накачали по самые гланды. Помнится, шум был у постели Шатуна. Ему вроде бы удалось сломать один из наручников и заехать по физии какому-то кренделю в белом халате и колпаке. Однако вполне вероятно, это мне всего лишь примерещилось в одном из моих ирреальных снов.

А снилось мне и вовсе нечто несуразное. Сначала я вроде бы, как первозданная капля протоплазмы, завис в бескрайнем Мировом океане, основательно насыщенном всякими солями и еще чем-то приятным. Потом внутри моего тела сформировалось клеточное ядро, и у меня появилась непреодолимая потребность кого-нибудь слопать. Объект подвернулся очень скоро, и я почувствовал страсть к охоте. Вскоре из примитивного одноклеточного организма я трансформировался в более сложную многоклеточную структуру. Далее я становился все сложнее и сложнее и вскоре превратился в ползающего по морскому дну гигантского трилобита. И все это время я ощущал непоколебимую жажду жизни и голод, великий и ужасный голод, а еще любопытство. Эти три чувства в конечном итоге подвигли меня выбраться из уютного водного лона на неприветливую, но свободную от конкурентов сушу. Я убивал и погибал сам, вновь возрождался и вновь убивал ради еды, за право обладать лучшей самкой и просто так, подчиняясь непреодолимому инстинкту.

В какой-то момент я почувствовал непреодолимую тягу к познанию того, что меня окружает. Меня уже не устраивал сам факт наличия льющейся с небес влаги, колышущего ветку ветра, извергающего черный дым и раскаленную лаву вулкана, а также многого и многого другого. Мне вдруг захотелось узнать, отчего проистекает тот или иной природный феномен и не смогу ли я каким-то образом повлиять на него. Вскоре мне удалось создать примитивное орудие, состоящее из деревянного древка и каменного наконечника. С его помощью я мог поразить цель не только своими клешнями и жвалами, но и находящуюся вне зоны досягаемости. Я подчинил себе огонь. Затем придумал, точнее, подсмотрел у природы земледелие. До меня очень быстро дошло, что необязательно каждый день отправляться на охоту, если можно одомашнить того или иного полезного зверя. Так возникло скотоводство. Избыток свободного времени, которое теперь не нужно было тратить на добывание пищи, подвиг меня к размышлениям философического свойства. Как следствие, у меня появилась способность к абстрактному мышлению. Лиха беда начало, дальше – больше: возникли ремесла, затем промышленность, параллельно развивалась магия, не у всех проявилась способность творить чудеса, но у того, кто это умел, получалось все лучше и лучше. Со временем в небо над родным Шеддаром вознеслись летательные аппараты, сначала примитивные атмосферные, затем все сложнее и сложнее, и в конечном итоге я и мои соплеменники вырвались за пределы тяготения родной планеты…

Таким образом, мне и (как выяснилось потом) моим товарищам Андрею и Ивэну за эти двое суток удалось пройти весь эволюционный путь шеддов как вида, а потом преодолеть всю лестницу социального развития – от примитивного каменного скребка до скоростного межпланетного корабля, оснащенного сверхмощным безынерционным магоприводом. Странным образом, оставаясь человеком, я в то же время был жуком разумным из системы Хедланга без какого-либо ущерба для своей психики. Удивительно, но я не просто знал все или почти все об этом народе, я мог, например, с полным знанием дела принести жертву Всеблагому и Вездесущему Хапшуру или приготовить не менее двух десятков блюд из сочного корневища болотной баузны или плодов вайанги морщинистой. Я не только в совершенстве изучил официальный язык Империи и парочку весьма распространенных сленгов, я освоил мудреную иероглифическую письменность этого народа и знал наизусть более тысячи стихов, а также легенд и прочих побасенок. Я изучил также родословную правящего государя императора до пятисот сорок девятого колена. Короче говоря, оставаясь во всем хомо сапиенсом, я вдобавок стал разумным жуком. Никогда бы не подумал, что подобное возможно. Теперь весьма непривычный внешний вид представителей расы шеддов не вызывал во мне прежней брезгливости, свойственной всякому человеку, более того, я научился по едва приметным признакам отличать одного шедда от другого и давать объективную оценку его внешности.