Роман Глушков - Грань бездны

Убедившись, что обстрелянная метафламмом баллестирада молчит, гвардейцы приободрились, поднялись на ноги и, пригнувшись, двинули к сцепке. Предугадать их следующую цель было легко. С переднего края трейлерной крыши они смогут достать своими дротиками до рубки, которая вовсе не имела защиты от «би-джи». Залети парочка таких снарядов в окна, и мне конец. А слиняй я с мостика, конец придет всем нам. Узкие извилистые проходы, по каким мы мчимся, не позволяют отойти от штурвала даже на несколько секунд. И как бы ни дорожил я собственной шкурой, мне требовалось собрать в кулак волю и оставаться на посту.

Уповать на то, что стрелки дружно промахнутся, было бы верхом оптимизма… или, вернее, банального идиотизма. Мне предстояло спасаться самому, и при помощи моего единственного на данный момент оружия – штурвала.

– Хэйл, Иван и оба Еремея! – злорадно процедил я сквозь зубы, подражая ублюдку Убби. Жаль, что мои предки не удосужились выдумать для себя и потомков боевой клич, а иначе мне не пришлось бы обращаться сейчас к творческому наследию клана Сандаваргов. – Хэйл, Проныра Третий! Стой, где стоишь! Мое слово!

И, вывернув штурвал вправо, подвел «Гольфстрим» вплотную к стене ущелья. Веками откалывающиеся от нее куски породы лежали у подножия отвесных склонов окаймляющей их осыпью. Этаким естественным плинтусом, состоящим в основном из раскрошившихся от ветра и солнца камней. Но зачастую здесь попадались и довольно крупные обломки скал, способные выдержать даже удар колеса бронеката. В обычные дни я не наезжал на них и на подобные осыпи, дабы не подвергать буксир излишней встряске и крену. Однако сегодня выдался совершенно особенный день, и уж коли все у нас с утра пошло наперекосяк, значит, придется и дальше идти вразрез с собственными принципами. В том числе с теми, которые раньше казались мне незыблемыми.

В отличие от боевого клича Сандаварга мой приказ гвардейцам стоять там, где они стоят, прозвучал не как угроза, а как издевательство. А вы устояли бы на ногах, когда пол под вами сначала внезапно накренился, а потом подпрыгнул вверх на полметра? Именно это и случилось с трейлером, который я загнал на глыбистую осыпь. Почти все штурмующие прицеп кабальеро уже взобрались на крышу, а особо ретивые подбегали к ее переднему краю с пистолетами на изготовку. Многие гвардейцы смекнули, что вот-вот произойдет, когда я направил «Гольфстрим» к стене ущелья. Однако мало кто из них успел подготовиться к моему контрудару и удержался на трейлере. Остальные же посыпались с него будто шелуха от арахиса, которую каждый вечер стряхивает со своего одеяла Гуго – большой любитель полакомиться перед сном орехами.

Несколько противников все же успели разрядить по мне свое оружие, правда, меткостью при этом никто из них уже не блеснул. Большинство дротиков вообще не попало в бронекат, распылив метафламмом камни на склонах. Остальные выстрелы вновь ударили в задний борт, и лишь один из них угодил в палубу, аккурат между уже пробитыми в настиле брешами. Просто удивительно, как при этом гвардейцы не перестреляли друг друга, чем они, несомненно, доставили бы мне немало радости.

Долго ехать в таком наклонном положении было нельзя. Буксир терял скорость, да и я с трудом управлял им, раскорячившись на накренившейся палубе. И потому после устроенной мной встряски я вывернул штурвал обратно, съехал с осыпи и вернулся на прежний курс. И лишь когда мои ноги вновь уверенно встали на мостик, я оглянулся и оценил нанесенный врагу урон.

Он был не слишком сокрушительным, но проблема «би-джи», к счастью, больше нам не угрожала. Не упавшим с трейлера восьми кабальеро пришлось побросать пистолеты, чтобы срочно ухватиться за низкий поручень, идущий по краю крыши. Насколько повезло гвардейцам, которые этого не сделали, неизвестно. Но падение на камни вниз головой, трейлерные колеса и копыта скачущей следом за нами Кавалькады оставляли мало шансов уцелеть. Пожалуй, даже еще меньше, чем этих же шансов было сейчас у нас…

Наскоро пересчитав зацепившихся за крышу прицепа «везунчиков», я глянул на северянина, все еще бьющегося с группой капрала Уртадо. Глянул и увидел, что своими виражами я круто изменил течение их жаркой схватки. Каким бы проворным ни был Убби, а удержаться на ногах при резком крене бронеката и последующей встряске он не сумел. Как, впрочем, и двое его противников, коим еще не довелось познакомиться с братом Ярнклотом. Приемы, которыми Сандаварг и кабальеро хотели друг друга сразить, закончились тем, что все трое попросту скатились к левому борту. После чего их фехтование переросло в обычную потасовку, в которой уже не было прежней красоты и виртуозности.

Увлекаемый своим тяжелым вооружением, крепыш-коротыш очутился у борта раньше кабальеро. Которые, однако, в отличие от Убби, уже имели кое-какой опыт, поскольку кувыркались по палубе не в первый раз. Это позволило им еще в падении развернуться так, что, когда они подкатились к Сандаваргу, шпага каждого из них была выставлена вперед, словно рог антилопы-единорога.

Убби стукнулся затылком об обшивку, но это не выбило его из равновесия. Он не пролежал у борта ни секунды. Стукнулся и тут же вскочил, стремясь оказаться на ногах раньше врагов и напасть на них первым. Но северянин просчитался. Клинки гвардейцев уже были нацелены на него, а он еще не подобрал щит.

Сандаварг едва успел отразить цепью кистеня один удар и почти увернулся от второго, но нанесший его гвардеец все-таки достал шпагой отшатнувшегося противника. Правда, укол пришелся ему не в бок, куда изначально метился кабальеро, а в то место, на каком ни один уважающий себя воин не желает заполучить шрам. И немудрено: ведь гордиться им придется разве что перед самим собой и втайне ото всех.

Убби, конечно, подфартило. Пропущенный им удар мог угодить выше и запросто его прикончить. Однако крепыш-коротыш все равно не обрадовался своему везению. Его и без того красное лицо побагровело еще больше, когда он ощутил у себя в правой ягодице острие вражьего клинка. Взревев не столько от боли, сколько от обиды, Убби, похоже, напрочь позабыл и о щите и о кистене и набросился на обидчика словно раненый лев. Унизивший его гвардеец выдернул шпагу, но для повторного, более точного удара времени ему уже не хватило. Северянин развернулся к лежащему у борта противнику и, перехватив ему предплечье, сначала заехал кабальеро босой пяткой по лицу, а потом резко вывернул тому руку.

За грохотом колес и конским топотом я не расслышал хруст сломанной кости. Но увидел, как рука гвардейца согнулась под таким углом, под каким человеческие руки не способны сгибаться в принципе. Крик боли, который издал кабальеро, тоже не достиг моих ушей – ему было не под силу перекричать рев разъяренного Сандаварга. А он, обезоружив калеку, не стал сразу добивать его, пусть даже Убби не терпелось с ним расквитаться. Вместо этого северянин предпочел разобраться с более опасным врагом, который, выставив перед собой шпагу и дагу, поспешно поднимался с палубы.