Роман Глушков - Грань бездны

Однако все эти беды грозили обрушиться на нас позже. А в данную минуту мне следовало бояться иной напасти. Той самой, которая, помахивая окровавленным кистенем, хромала сейчас к мостику и таращилась на меня откровенно недружелюбным взором. И что хуже всего – эта ненависть была справедливо заслужена мной до последней капли…

– Эй ты, краснокожая ошибка природы! Да-да, ты, камнегрыз недоделанный, я тебе говорю! А ну убери свои грязные лапы от шкипера! Быстрее, idiota , пока я твои кишки по палубе не раскидала!..

Держащий меня за горло Сандаварг недоуменно вскинул брови и, не разжимая хватки, обернулся. Я тоже скосил глаза туда, откуда прозвучала эта угроза, хотя сейчас мне было, мягко говоря, не слишком удобно глядеть по сторонам. И тем не менее я рассмотрел, отчего Малабонита вдруг расхрабрилась настолько, что посмела в открытую угрожать потомку легендарных воинов Севера.

Аргумент у Долорес был в прямом смысле иностальной и сногсшибательный. Завидев, что Убби решил не оттягивать нашу с ним нелицеприятную беседу, Малабонита поспешила намекнуть ему о том, чтобы он не слишком горячился. И сделала это так, что северянин понял намек с первого раза. Стремглав перебежав к бортовой баллестираде, Долорес развернула ее и нацелила на Сандаварга, который стоял посреди рубки, приперев меня к стене, и являл собой довольно легкую мишень. Вот только что будет, если он вдруг надумает прикрыться мной как живым щитом? А такое вполне могло произойти, восприми Убби обращенную к нему угрозу со всей серьезностью.

– Успокойся, женщина, – прорычал он в ответ Малабоните, раздраженно поморщившись и не переменив позы. – Никто здесь никого не убивает. По крайней мере, пока. Я с твоим мужем всего лишь разговариваю. А почему так грубо, ты прекрасно понимаешь, не маленькая. Ведь так, Проныра?

В принципе, он не лгал. За ту минуту, что мы с ним толковали по душам – вернее, толковал северянин, а я ему лишь внимал, – он наговорил мне уйму грубостей, но шею мне так и не свернул. Это могло означать, что я проживу на белом свете еще какое-то время. Сандаварг, конечно, был свиреп, но отнюдь не глуп. И он осознавал, чем обернется для него моя смерть, каким бы лютым врагом он меня при этом ни считал.

– Ты в порядке, Mio Sol ? – усомнившись, полюбопытствовала Долорес. Она подозревала, что если бы меня убивали по-настоящему, я не позволил бы себя так легко придушить. Однако мое молчание также казалось сеньоре Проныра очень уж неестественным, и это ее сильно тревожило.

Поскольку в моем подвешенном состоянии я не мог ни говорить, ни вращать головой, мне пришлось вытянуть руку и показать Малабоните большой палец: дескать, не нервничай, все в норме.

– Тогда пусть краснокожий не выпендривается и отпускает тебя к штурвалу! – не унималась Моя Радость. – Или пусть рулит сам, потому что через полминуты мы врежемся вон в ту скалу!

Сандаварг выглянул в окно, после чего озабоченно нахмурился, отпустил мое горло и подзатыльником вернул меня на законное место: к штурвалу и раскрытому Атласу. Долорес оказалась права насчет скалы, и лишь поэтому я был избавлен Убби от дальнейшей… как там, бишь, это называют в Аркис-Капетинге? Asphyxie ? И что, разумеется, вовсе не означало, что наше выяснение отношений с Сандаваргом завершено.

Да пропади пропадом этот краснокожий болван! Оторвав меня от штурвала, он, похоже, решил устроить нам досрочную встречу с доном Балтазаром! Которая вот-вот состоится, если я не впишусь в очередной поворот. Ну да ладно, все еще поправимо. Дерзнем проделать это не сбрасывая скорости. После всех выкрутасов, какие мы сегодня вытворяли, я убедился, что «Гольфстрим» вполне способен тряхнуть стариной, когда нужда подопрет.

– Держитесь крепче! – прокричал я так, чтобы меня слышали и Долорес, и Гуго, который с опаской выглядывал из своего отсека, но не спешил ввязываться в нашу разборку. Что было с его стороны, в общем-то, здраво. Если от кровавой расправы над шкипером Убби наверняка воздержится, то мой подельник-механик уже не мог поручиться за собственную безопасность.

Сверяться с картой было некогда. Пришлось опять призвать на помощь покровительницу всех Проныр – богиню Авось – и свернуть туда, куда это было удобнее всего сделать. Крутанув штурвал вправо, я ощутил, с какой откровенной неохотой вписывается в поворот разогнавшийся тяжелогруженый бронекат. Пришлось снова заставить его въехать на осыпь у подножия скальной гряды, а затем вытерпеть короткую, но энергичную болтанку. К счастью, экипаж и Сандаварг вняли моему предостережению и ухватились за поручни, поэтому не попадали на палубу и не расшибли себе лбы.

Вопреки ожиданию, северянин не стал возвращаться к нашему прерванному диалогу… или, точнее, своему грозному монологу, и позволил мне вернуться к исполнению шкиперских обязанностей.

– Ты и твоя команда – самое гнусное отребье, какое только колесит по Атлантике, загрызи вас пес! Будь проклят тот день, когда твоя злосчастная развалюха впервые выехала в хамаду! – угрюмо пробасил Убби, как бы подытоживая все высказанные им оскорбления. Он стоял, прислонившись к стене и заткнув колотую рану на ягодице обрывком одежды мертвого гвардейца, но кровь все равно текла у северянина по ноге и пачкала пол.

– А чего ты от меня добивался? – возразил я, не отвлекаясь от работы. – Вы с Макферсоном втянули меня в это гнусное дело и натравили на нас Кавалькаду! Все, что мы хотели, это выйти из вашей игры и оправдаться в глазах Владычицы! Но теперь, как видишь, падать ей в ноги и каяться уже поздно. Так что хочешь не хочешь, а придется нам отныне бегать по Атлантике вместе. Жаль, совсем недолго, поэтому вряд ли мы с тобой успеем подружиться. Единственное, что могу пообещать: ты можешь больше не опасаться поворачиваться к нам спиной. С тобой у нас есть хотя бы мизерный шанс отбиться от кабальеро, а без тебя мы были бы уже трупами… И вообще, занялся бы ты лучше своей раной. А то какой с тебя, обескровленного, будет толк?

Заметив, что страсти в рубке улеглись, Долорес отошла от «Сморкача» и тоже поднялась на мостик. Убби было и ей что сказать, но он решил промолчать и демонстративно отвернулся, хотя Малабонита продолжала буравить его взором, исполненным неприкрытой ненависти. Гуго, не покидая моторного отсека, так и следил за тем, что творится на палубе, но тревоги в его глазах поубавилось.

Пару минут все мы пребывали в гнетущем молчании, слушая, как трещат под колесами камни и стучат позади копыта не отстающей от нас Кавалькады. За это время я успел изучить карту и был повергнут в замешательство. Преграда, обнаруженная мной в сорока с лишним километрах впереди, вынуждала меня срочно искать объездной путь. Но с другой стороны, во мне вдруг ни с того ни с сего забрезжила надежда. Слабенькая, словно прохладный ветерок в полуденное пекло, который не дарует облегчение, а лишь дразнит. И все же я не стал отмахиваться от этой мысли как от откровенно самоубийственной, поскольку до темноты я вряд ли изобрету иной, менее рисковый способ отделаться от погони.