Артем Мичурин - Ренегат

– Угу, – Фома смерил взглядом привязанного за руки человека. Веревка шла через кольцо в потолке, а конец ее был обмотан вокруг крюка, вмонтированного в стену. – Он выглядит здоровым.

– Да-да-да! – отчаянно затараторил человек, неожиданно выйдя из прострации. – Я здоров! Я могу… могу работать! Я еще пригожусь! Не губите! Христом Богом прошу!

Стас присмотрелся и узнал в несчастном давешнего активиста, первым из обитателей барака решившегося молить о помощи.

Хрящ скривил губы и замотал головой, тыча указательным пальцем правой руки промеж растопыренных пальцев левой.

– Сгнил? – догадался Фома и тут же получил утвердительный кивок. – Понятно. – Он развернул принесенный с собой фрагмент отсутствующего тела гусляра, взялся за «рукоять» и приложил острие серпа к бедру подопытного.

– Что… что вы делаете?! – задыхаясь, пролепетал человек. – Зачем это?! Не надо! Умоляю!

– Да не трясись ты, – проворчал настоятель, будто хотел всего лишь подравнять виски, примерился, водя страшным орудием от бедра к животу, потом обратно, хмыкнул и сделал шаг назад. – Выше нужно поднять. Гусляр снизу атакует. Хрящ.

Здоровяк протопал к противоположной стене, ухватил могучими лапищами веревку и, подняв отчаянно дергающегося подопытного над землей, обмотал высвободившийся кусок вокруг крюка.

– Вот, уже ближе к истине, – одобрил Фома. – Еще чуток подтянуть надо.

Стас придвинулся к охотнику.

– Откажись от золота, – прошептал он, наблюдая за отвратительными приготовлениями.

– Спятил? – искренний интерес Коллекционера к происходящему читался на лице даже при тусклом свете закопченной керосинки.

– Это перебор. Так нельзя.

– Он все равно не жилец.

– Хорош, – дал отмашку настоятель, удовлетворившись высотой цели. – Одолжи-ка фартучек. – Он дождался, когда Хрящ снимет спецодежду, накинул кожаный передник и занес «серп» для удара.

– Не надо! Господи! – подвешенный в метре над землей человек зашелся истерическим визгом, выгибаясь дугою и суча ногами.

«Серп» вонзился в бедро сбоку и рывком опустился до колена.

Высокий душераздирающий вопль сделался на пару тонов ниже, переходя в прерывистые завывания.

Фома ухватил дергающегося в исступлении человека за щиколотку:

– Свет сюда.

Хрящ снял со стены лампу и поднес к объекту эксперимента.

– Разорви штанину, не видно ни хрена, – попросил настоятель, и руки молчаливого помощника немедленно исполнили приказ.

Длинная, обильно кровоточащая рана была настолько глубока, что в свете керосинового пламени за поблескивающей влажной плотью явственно просматривалась оголенная кость. Бедро практически развалилось надвое. Отделившееся мясо колебалось в такт судорожным движениям подопытного и чавкало, прилипая-отлипая. Кровь очень быстро пропитала ткань штанов и теперь ручьем текла на пол с драного худого ботинка. Человек прекратил выть, разнообразив репертуар частым дрожащим оханьем. Глаза его закатились, шея вздулась жилами.

– Не пойму, – Фома, сохраняя полнейшее хладнокровие, изучал результат эксперимента. – Вроде похоже, но края уж больно ровные. Сейчас с другой стороны проверим.

– Позвольте мне, – обратился Стас и подошел к дыбе.

Коллекционер удивленно поднял бровь, глядя, как напарник берет из рук Фомы окровавленное орудие пытки.

– Валяй, – согласился настоятель. – Только фартучек накинь.

– Благодарю. – Стас просунул голову в лямку заботливо предоставленной спецодежды и встал напротив подопытного. – Думаю, проблема в том, что удар у вас слишком резкий. Гусляр так не бьет. Он хватает и удерживает. Порезы сами собой наносятся, когда жертва вырываться начинает. Гусляр тянет вниз, жертва лезет вверх, поэтому раны выходят кривые и рваные. Я продемонстрирую.

Он прицелился и, собравшись духом, вонзил «серп» под грудину.

Человек вздрогнул и посмотрел округлившимися глазами на своего нового экзекутора.

– Ты-ы… – вырвалось из скривившегося в гримасе ярости рта, пока зазубренный черный «клинок» спускался к паху, высвобождая из брюшной полости искромсанные потроха. – А-арх.

Голова подопытного качнулась и упала на грудь.

– Ну вот, – Стас сделал шаг назад от лениво расползающихся по земляному полу внутренностей и снял залитый кровью фартук, – я же говорил.

– Действительно, – покивал Фома, разглядывая зловонную прореху. – Теперь узнаю.

– Значит, все улажено? – Коллекционер хлопнул в ладоши и потер их, излучая алчность.

– Само собой, – ответил настоятель. – Хрящ, прибери тут.

Затратив около часа на разрешение дел с Фомой и пополнив запасы провизии, компаньоны покинули «гостеприимную» обитель.

Взошедшее солнце мутным белым пятном просвечивало сквозь затянувшие небо облака. Ветер утих, растеряв за ночь силы, которых теперь хватало лишь на робкие дуновения, не способные поднять даже миниатюрного смерча. Он старался как мог, но зачатые от него пустошью отпрыски так и умирали недоношенными, выходя из сухого материнского чрева немощной поземкой.

– Никому нельзя верить, – скорбно вздохнул охотник уже раз седьмой за двести метров пройденного от ворот пути. – Устои рухнули. Ориентиры потеряны. Мир катится в бездну.

– Хорош тоску нагонять, – проворчал Стас. – Чисто технически Фома прав. Трупа нет, а кусок панциря и непонятный отросток – я даже не уверен, что это рука, – вряд ли можно считать жизненно важными органами. Ты же сам говорил, что насекомые чрезвычайно живучи. Золотой – вполне достойный гонорар за не выполненную до конца работу. Да и зачем тебе беспокоиться о девяти монетах, когда за рекой ждет баснословное состояние?

– Не в деньгах дело, Станислав. Совсем не в деньгах. Уж ты-то, как истинный альтруист, должен понимать.

– А в чем? В принципе?

– Именно!

– Разве у тебя есть принципы?

– У меня? – Коллекционер сделал паузу и в приступе праведного гнева ткнул себя кулаком в грудь. – Нет. Но у Фомы они были. И мне очень грустно, что сейчас все так изменилось.

– Вероятно, с годами он стал умнее. Кстати, не знал, что у Святых разведка так хорошо поставлена. Меньше суток прошло, а Фома уже в курсе событий, за сорок километров от него произошедших. Как бы не рассекретили наш привал.

– Станислав, – охотник снисходительно улыбнулся, – он все знает. Или ты всерьез полагаешь, что сегодняшняя ночная пальба осталась без внимания?

– Тогда зачем мы ему врали?

– А ты желаешь откровенного разговора? Фома свои вопросы задал, мы на них не ответили, изобразили наивность. Он, разумеется, понимает, что мы нагло врем, но с расспросами не усердствует, не хочет палку перегибать. Скорее всего, разведчики прошерстили весь броневик снизу доверху, а если так, то его принадлежность Легиону – факт для Фомы очевидный.