Кристофер Паолини - По ту сторону звезд. Книга 2 [litres]

Раз в неделю Кира просыпалась и тренировалась с Кротким Клинком. На этот раз она все время перелета оставалась в своей каюте: ей не требовалось поднимать тяжести или еще как-то напрягаться физически для этих тренировок. Теперь уже нет.

Каждый раз она позволяла Кроткому Клинку распространиться еще дальше по ее каюте, строить, расти. Иногда она и сама участвовала в этом, но чаще предоставляла чужи делать то, что она пожелает, и следила за ней с нарастающим изумлением. Установила некоторые ограничения – например, не трогать монитор у нее на столе, – но всем остальным в каюте чужь могла пользоваться свободно.

Раз в неделю, больше нельзя. Когда же она не тренировалась, то тихо и спокойно покачивалась в невесомости, погруженная в сон сродни смерти – вокруг было холодно, серо, звуки просачивались словно с большого расстояния.

В этом пыльном никогде ее настиг сон.

Кира увидела себя – прежнюю себя. Без «скинсьюта», нагую, как в миг появления на свет. Стояла в густой, черной темноте. Сначала в пустоте не было никого, кроме нее, и ее окружала тишина, словно все это существовало до начала времен. Потом перед ней развился выпуклый узор голубых линий: фрактальный узор свертывался спиралью, свивался, словно лоза, по мере своего роста. Линии складывались в свод из пересекающихся фигур, а Кира находилась в центре, и вокруг была оболочка бесконечно повторяющихся изгибов и шипов – вселенная мельчайших деталей в каждой точке пространства.

Она знала, откуда-то она знала, что видит истинную природу Кроткого Клинка. Дотянулась и коснулась одной из линий. Электрический разряд пробежал по ней, и в этот миг Кира увидела разом тысячу звезд, рождающихся и умирающих, каждая со своими планетами, населенными многими видами живых существ, со своими цивилизациями.

Она едва не задохнулась от восторга.

Отняла руку от линии узора и отступила на шаг. Изумление накрыло ее с головой, Кира чувствовала себя маленькой, смиренной. Фрактальные линии смешивались, изгибались, издавая звук, подобный шороху шелка, но не приближались к ней и не становились ярче. Кира сидела и наблюдала, а мерцающая матрица над ней сулила неусыпную защиту.

Но это не успокаивало. Потому что за пределами узора Кира ощущала – или древний инстинкт подсказывал? – надвигающуюся угрозу. Ничем не сдерживаемый голод распространялся будто раковая опухоль в окружающей матрицу тьме, а с ним и то искажение природы, что подменяло изгибы и сплетения прямыми углами. Без Кроткого Клинка Кира оказалась бы нагой, беспомощной и уязвимой перед этой угрозой.

Страх объял ее, Кира съежилась, фрактальный свод превратился в свечу, мерцающую в пустоте, и со всех сторон дул враждебный ветер, норовя ее загасить. Угроза – Кира это чувствовала – была направлена на нее, на нее и на Кроткий Клинок, и этот злобный голод был столь велик, всеохватывающ, жесток, инаков, что она не видела спасения от него. Она ничтожна. Она утратила надежду.

Кира скорчилась в одиночестве и страхе. Надвигающийся рок был необорим, и любая перемена – даже смерть – показалась бы ей долгожданным избавлением.

Кира проснулась.

Она не сразу осознала, где находится. Черный мрак окружал ее, настолько глубокий, что, разомкнув веки, она видела не больше, чем с закрытыми глазами. Даже свет ламп аварийного освещения был неразличим в густой чернильной тьме. Казалось, воздух здесь теплее, чем обычно при полетах со сверхсветовой скоростью, да и влажность выше. Ни малейшее дуновение не оживляло пространство, напоминающее материнское чрево.

– Морвен, включи свет, – прошептала она; в голове еще шумело от долгого бездействия. В застойном воздухе ее голос звучал непривычно приглушенно.

Но свет не зажегся, и ответа от искусственного интеллекта не последовало.

Кира раздосадованно попробовала зайти с другого бока. «Свет», – сказала она Кроткому Клинку. Неизвестно, сможет ли чужь ее выручить, но попытаться стоило.

Заструился мягкий зеленый свет. Кира обрадовалась. Теперь стало ясно: она все еще в своей каюте, но выглядела та совершенно иначе, чем до отлета из Солнечной системы. Стены были пронизаны толстыми жилками из черного органического вещества, пол и потолок устилали волокнистые переплетения. Зеленый свет исходил от пульсирующих, похожих на фрукты шаров, которые свисали с зарослей лиан, ползущих от одного конца каюты в другой. Листья лиан по форме напоминали листья папоротника орос, но с витиеватыми, вычурными завитушками. И все это – лианы, шары, жилки и волокнистые ковры – было покрыто мельчайшим фрактальным узором, будто одержимый художник решил украсить им каждый квадратный миллиметр.

Кира смотрела с восхищением. Она создала это. Она и Кроткий Клинок. «Куда как лучше, чем сражаться и убивать», – подумала она.

Кира не просто видела результаты своих усилий, она ощущала их как продолжение своего тела, хотя ее оболочка отличалась по составу от ее творений, напоминающих растения. С ними связь была слабее, чем со «скинсьютом», и Кира чувствовала, что не может перемещать их и управлять ими так, как волокнами Кроткого Клинка. Они были в некотором роде независимы от нее и от чужи; эти формы жизни вполне могли существовать самостоятельно, пока растениям было чем питаться.

Даже если не брать в расчет растения, Кроткий Клинок сам по себе разросся за время путешествия. Он выработал гораздо больше вещества, чем требовалось для того, чтобы покрывать тело Киры. Что теперь делать? Не велеть ли чужи избавиться от этой поросли, как от ненужных щупалец на «Орстеде»? Но ей не хотелось разрушать то, что они создали. Кроме того, возможно, было бы неразумно избавляться от излишков вещества с учетом вероятности – неприятной, но отнюдь не нулевой, – что в ближайшем будущем оно все ей понадобится.

Но может ли она оставить лишнее вещество в каюте? Есть лишь один способ выяснить.

Готовясь освободиться от «ремней», удерживающих ее на койке, Кира посмотрела на свое тело. Ее правая рука – та, что она потеряла у Жукхи, – растеклась по матрасу, вплелась в сеть извилистых волокон, тянущихся вдоль койки к зарослям на стенах.

На нее нахлынула паника, и волокна зашевелились, покрылись рябью и частоколом зазубренных шипов.