Морган Райс - Бремя Чести

Мотли сделал очередной глоток.

«Есть честь в том, чтобы быть смиренным и не выпячивать так гордо грудь, как это делает большинство ваших воинов», - добавил он. – «Честь есть даже в смехе. Твоя проблема», - пришел к выводу Мотли. – «Заключается в том, что ты слишком долго находился среди воинов, пока рос в том форте. Ты видишь только одну сторону медали».

Эйдан никогда не думал об этом прежде. Сам он ничего в жизни не хотел так, как находиться с воинами своего отца, слушать истории о сражениях и чести, рассказанные снова и снова у очага отца. Для него честь значила только это. Он никогда не слышал слова, произнесенные таким образом, и поражался этому человеку, его словам и яркой разноцветной одежде, всем этим его друзьям, всем этим людям, которые ему казались глупцами и делали жизнь такой незначительной.

Тем не менее, когда Эйдан задумался над словами Мотли, ему начало казаться, что, возможно, существует и другая сторона жизни, другой вид людей, другие жизненные пути. В конце концов, он вынужден был признать, что слова Мотли не лишены доли истины: сам Эйдан никогда не испытывал лучшего чувства, чем когда его уносила какая-нибудь история, когда он терялся в воображаемых древних мирах и битвах. Именно они вдохновляли и поддерживали его. И если этот человек может рассказывать такие истории, тогда, может быть, у него, в конце концов, есть честь.

«Это именно то, что ты делаешь?» - спросил Эйдан не без любопытства, окинув мужчину взглядом с ног до головы. – «Ты рассказываешь людям истории? Значит, ты – бард?»

«Я не просто рассказываю истории», - ответил Мотли. – «Я создаю слова. Я зажигаю воображение. Я приглашаю людей в мир фантазии, в мир, в который они не смогут попасть сами. То, что я делаю, не менее важно, чем то, что делает твой отец».

«Не менее важно?» - скептически спросил Эйдан. – «Как ты можешь так говорить?»

«Если не я», - ответил Мотли. – «Кто тогда будет рассказывать истории? После того, как воины одержат победу в своих сражениях, кто будет рассказывать о них народу? А если о них не рассказать, они исчезнут. Все, что сделал твой отец и его люди, даже не станет воспоминанием».

Когда Эйдан задумался над его словами, Мотли сделал очередной большой глоток из своего меха и вздохнул.

«Кроме того», - продолжил он. – «Войны твоего отца преимущественно земные. У каждого драматического сражения, достойного упоминания, может быть год мелочей. Мои же истории никогда не являются земными. Они извлекают жизнь из преимущественно скучных путешествий твоего отца. Мои истории не сухие, они не энциклопедичны. В них рассказывается о самом главном, о том, что достойно памяти».

Эйдан нахмурился.

«Мой отец защищает королевства», - сказал он. – «Под его защитой находится большое количество людей. А ты рассказываешь истории».

«И я защищаю королевства по-своему», - ответил Мотли. – «Под моей защитой тоже много людей. Это другое королевство – королевство разума - и другой вид защиты – защита сердца и души – но они являются не менее значимыми. В конце концов, королевство разума приходит первым. Именно благодаря ему люди способны мечтать, представлять, планировать и постепенно завоевывать королевства мира. Вдохновение, которое они черпают, уроки, которые они извлекают, стратегии, которые они составляют, исходят из моих историй. В конце концов, чем является жизнь без истории, фантазии и легенд, которые мы рассказываем друг другу? Спроси себя, юный Эйдан – где заканчивается история и начинается жизнь? Можешь ли ты на самом деле отделить одно от другого?»

Эйдан нахмурился.

«Я не понимаю», - сказал он.

Мотли откинулся назад, сделал большой глоток из своего меха и пристально посмотрел на мальчика.

«Ты умный мальчик», - ответил он. – «На самом деле ты понимаешь. Я могу говорить с тобой как со взрослым, и я знаю, что ты слушаешь. Тебе просто нужно над этим поразмыслить, отпустить все свои предубеждения. И я знаю, что в тебе кроется намного больше».

Эйдан выглянул из повозки, которая катилась и подпрыгивала, увидел, что пейзаж меняется снова и снова, по мере того как опускается и рассеивается туман. Мальчик спрашивал себя, есть ли в словах этого человека хоть крупица правды. Неужели в жизни есть другие добродетельные пути, кроме того, чтобы быть воином?

Над ними повисла долгая уютная тишина, которую прерывали только звук повозок на неровной дороге и случайный смех и музыка других людей.

«Когда мы умираем», - наконец, произнес Мотли, нарушив молчание, которому, как показалось Эйдану, никогда не придет конец. Его голос был более уставший, отяжелевший от выпивки, туман частично скрыл его лицо. – «В этом мире у нас ничего не остается: ни братьев или сестер, ни наших родителей, ни всех тех шлюх, с которыми мы спали, ни даже вина в наших животах. Все, что у нас есть, - это наша память. А наши воспоминания часто обманывают нас. Они становятся полуправдой, искаженной истиной, это частично правда, а частично то, что бы нам хотелось. Наши воспоминания со временем превращаются в вымысел, нравится тебе это или нет. Фантазия – это все, что мы оставили. Фантазия всегда будет превосходить память. Когда ты оглянешься на жизнь, когда ты попытаешься понять, что ты оставил, то станешь лелеять не меркнущие воспоминания, а фантазии, которые стали настолько реальными, что уже являются частью тебя. И этими фантазиями управляют истории».

Мотли наклонился вперед, охваченный чувствами, со внезапным напряжением в глазах.

«Видишь ли, юный Эйдан, слишком часто наши жизни являются чересчур земными. Или слишком сложными. Или очень несправедливыми. Или слишком таинственными. Или невероятно неразрешенными. Наши жизни могут быть беспорядочными, лишенными решений, иногда они могут даже обрываться на средине. Но наши истории, наша фантазия – что ж, это абсолютно другие вещи. Они могут быть всем, чем не может быть наша жизнь. Они могут быть идеальными. Именно они поддерживают нас».

Мотли сделал глубокий вдох.

« Более того», - продолжал он. – «Наши истории не только поддерживают нас. Если мы живем с ними достаточно долго, мы становимся нашими историями. Ты меня понимаешь? Легенды, которые мы читаем, фантазии, которые мы выбираем – они погружаются в нас. Они становятся частью нашего естества. Они начинают определять нас, становятся такой же частью нас, как наши настоящие воспоминания – даже более значительными, потому что наши воспоминания нам навязывают, а фантазии мы выбираем сами. Когда бы ты ни услышал отличную фантазию – такую, которые рассказываю я – она изменит тебя. Навсегда ».

Наконец, Мотли откинулся назад, вздохнув и сделав очередной глоток из своего меха.

«Так что, как видишь, мальчик», - заключил он. – «Я не просто рассказываю истории. Я меняю человеческие жизни. Так же – если не больше – как твой отец. Мечи твоего отца временны, а мои фантазии еще долго будут жить после меня».