Роберт Маккаммон - Граница [litres]

«Я взял и взорвал этого горгонца, – подумал Этан. – Одной только силой мысли. Потому что захотел это сделать».

Он вспомнил про Джона Дугласа, как он сидел в своем кресле в больнице и спрашивал: «Кто же ты все-таки такой? Отвечай! Потому что, мне кажется, ты не человек».

– Нет, я человек, – проговорил мальчик, ни к кому конкретно не обращаясь, тем более что Оливия прислушивалась только к отдаленным воплям и крикам о помощи, – он понимал, что она уже больше не главный человек в крепости, которую постиг столь печальный конец. – Я – человек, – повторил он. – Да, я – человек.

Однако он не мог не понимать еще кое-чего.

Ни один человек не способен вызвать землетрясение, как бы сильно он этого ни хотел. Ни один человек не способен уничтожить жуткое чудище одной только силой своего желания.

Этан тихонько заплакал. Он чувствовал себя совсем потерянным, несмотря на то что вел за собой послушную Оливию. Растерялся, запутался, да, но все равно… так или иначе… во что бы то ни стало…

…он должен понять, кто он такой, что он собой представляет… да, во что бы то ни стало.

Спали они на разных кроватях, но, даже не глядя на часы, она всегда знала, когда он встает. И знала зачем. Она слышала его долгий прерывистый вздох – о, этот вздох говорил ей о многом. Она продолжала лежать с закрытыми глазами, ей не хотелось на него смотреть, не хотелось, чтобы он знал, что она тоже не спит. Она ненавидела его. Он всегда был сам по себе.

Человек, известный под именем Джефферсон Джерико, прошел в ванную комнату, закрыл за собой дверь и только потом включил свет. Его жена, Регина, осталась лежать где лежала. Возможно, лишь еще крепче сомкнула веки. Ей вспомнилось апрельское утро два года назад, она еще тогда твердо решила, что терпеть больше не станет, ни единой минуты. А муж уже вышел из дома и теперь сидел в своем синем кресле на лужайке под большим дубом, с чашкой кофе, на которой было написано: «Бог играет только по-крупному». Он всегда пил черный кофе с сахаром, но клал совсем немного, всего пол-ложечки. И всегда сидел на том же месте, где на пастбищах Теннесси лежала прохладная тень. А перед ним за оградой резвились лошади. Вытянув перед собой ноги, он с улыбкой щурился на солнышко, а она думала: «Нет, больше я этого не вынесу, ни минуты, ни секунды больше».

Она покинула опоясывающую усадебный дом террасу, вошла в его кабинет и открыла ящик, где он держал свой револьвер. Регина не раз видела, как он упражняется в меткой стрельбе, знала, где находится предохранитель и как надо снаряжать барабан патронами. Она родилась в семье фермера, и ей было нелегко выбиться в люди. Но она удачно вышла замуж и стала богачкой, и хотя теперь богатство мучило ее, но, слава богу, она всегда знала, что из пистолета выстрелит, если понадобится. Она сумеет.

И сейчас Регина поняла, что такая минута настала.

С заряженным револьвером наготове, в ночной рубашке из желтого шелка, колеблющейся на приятно обдувающем утреннем ветерке, она сошла с террасы и двинулась по выложенной плитняком дорожке, бегущей мимо декоративного родника и беседки. Регина смутно припомнила, что нынче 3 апреля, нужно забрать из химчистки одежду, но сейчас ей было плевать на все это.

Сегодня она точно прикончит своего преподобного.

Лжец. Скотина. Лжец, извращающий истину так изощренно, что сам начинаешь считать себя лжецом и не веришь больше ушам и глазам своим. Она ненавидела его улыбку, ненавидела его умение всегда побеждать, ненавидела его успехи и его привлекательность, его руку, всегда протянутую вперед и готовую наставить на путь истинный, христианский, всякую юную, но, увы, заблудшую овечку. А если та еще и хорошенькая, и достаточно сговорчивая, он мог показать ей небо в алмазах, но для этого она должна, как и он, научиться играть по-крупному. Стать дерзновенной мечтательницей и все такое – о, ему было известно много подобных звонких слов и возвышенных фраз, смысл которых сводился к тому, чтобы заставить человека почувствовать, что он лучше и выше всех прочих, и тогда управлять им будет легче всего.

«Преподобный, – думала Регина, хотя понимала, что она, возможно, сошла с ума и, может быть, еще немного пьяна после вчерашней попойки, – мой верный муж и любовник, мой спутник и демон ночи… настало время стереть с твоего лица эту мерзкую ухмылочку».

Но больше всего она была расстроена и убита; нет, так больше жить нельзя, она не позволит ему прожить хотя бы еще один день. Возможно, было бы правильнее отправиться в мир иной вдвоем. Хуже всего во всем этом – записка шестнадцатилетней девчонки, подсевшей на метамфетамин и покончившей с собой. Этот печальный, весь в пятнах от слез тетрадный листок бумаги Регина нашла у него в кармане, когда собирала вещи в химчистку. Или он сам хотел, чтобы она обнаружила эту записку? Нарочно положил ее во внутренний карман, чтобы Регина нашла ее и поняла, насколько мало она для него значит и что ей лучше держать язык за зубами, иначе все эти хайроллерские богатства превратятся в дым и пепел. Да, он хотел, чтобы ей стало известно: он просто обирал этих обремененных заботами и битых жизнью, умоляющих его о помощи девиц и женщин. Всех тех, кто участвовал в программе борьбы с наркотиками, матерей-одиночек или подвергшихся насилию девушек с синяками под глазами и кровоточащими сердцами, которые так нуждались в любви.

Регина давно знала, что девчонки, у которых есть проблемы с отцом, всегда нуждаются в любви и ищут ее, откуда бы она ни пришла. Они жаждут ее и отчаянно стремятся утолить эту жажду. Знала потому, что сама была из таких вот девчонок. А улыбочка, с которой весь из себя такой красивый, такой благочестивый и такой, блин, по-отечески ласковый Джефферсон Джерико [6] Фамилия Джерико ( англ . Jericho) совпадает с названием города Иерихон, стены которого, по библейской легенде, рухнули от звука труб осаждающих его во главе с Иисусом Навином сынов Израилевых. наслаждался утренней свежестью и любовался окружающим миром со своего любимого синего садового кресла… о, эта улыбочка говорила о том, что он даже не подозревает, что стены скоро рухнут, потому что на его женушку, которую он взял с отцовской фермы еще совсем девчонкой – сейчас она гораздо старше, ей уже под сорок, и ее укатали крутые горки, – внезапно снизошло озарение.

Да, стены этой твердыни совсем обветшали. Они трещат на глазах, и трещины кишат мерзкими гадами.

А пуля поможет в одно мгновение их очистить и обновить. А потом Регина вернется в дом, сядет за письменный стол хозяина и напишет о том, зачем она это совершила. Красочно обрисует все его гнусности, о которых, закончив свое расследование, ей сообщило детективное агентство, а в самом конце назовет настоящее имя Джефферсона, чтобы весь мир узнал, как пороки урожденного Леона Кушмана привели его к тому, что он оказался на столе в морге.