Борис Конофальский - Оазисы

Недолго думая, он достал револьвер, взвёл курок, вышел из-за тягача и быстрым, насколько позволяла больная нога, шагом двинулся к столовой.

– Эй, мужик, ты куда, – крикнул ему вслед солдат, – рехнулся, что ли?

Стараясь не маячить перед окнами и держаться ближе к углу дома, он дошёл до угла без всяких приключений, остановился, прислушался. Сдвинувшись на пару шагов от угла к окну, он тихонечко заглянул как раз в то пробитое пулей стекло.

«Ну, конечно, отсюда хрен разглядишь, что в этом тёмном зале. Придётся входить. Интересно, зачем Ёзге прикончила бота, зачем затеяла стрельбу?»

– Что там? – Раздалось у него за спиной.

Горохов обернулся и удивился. Это был Валера, и он совсем не заикался. Его глаза смотрели почти в одну сторону.

– Какого дьявола! Почему вы не остались там? – Зашипел геодезист.

«Вот не хватало, что бы тебя тут, симпатягу, хлопнули, тогда мне вообще придётся возвращаться с пустыми руками».

Валера пожал плечами:

– Думал, мы вместе поищем к-конструкты.

– Стойте тут, пока не позову, – произнёс геодезист и склоняясь, чтобы его не было видно из окна, пошёл ко входу.

Уже у двери он присел на корточки и чуть приоткрыл дверь, просунул в щель револьвер и заглянул внутрь.

Он никого не увидал и отворил дверь посильнее, морщась от боли в ноге, прополз почти на корточках внутрь, внимательно вглядываясь в сумрак дома. Было тихо. И пахло. Но не плохой стряпнёй, не вином, не прогорклым маслом, в столовой пахло как раз тем, к чему он давно привык – порохом и кровью. А ещё тут, опять же, всё для него привычное, валялись пистолетные гильзы и осколки стекла, крошево штукатурки со стен.

Разглядеть, что происходило, было почти невозможно, и Горохов не решался поднимать голову. Но сидеть тут, высиживать под столом ему вовсе не хотелось, нужно было найти конструкты.

Он поднял голову, осторожно выглядывая из-за спинки стула.

И тут же услышал:

– Горохов, это ты? Увидишь эту мелкую тварь, сразу стреляй, она рехнулась.

Он сразу узнал этот высокий звонкий и красивый голос.

«Люсечка? Твою ж мать, откуда ты тут?»

– В кого стрелять? – Он сделал вид, что не удивлён.

– Она там, около стойки, с того конца, что слева от тебя. Это она всех тут перестреляла, – продолжала Людмила. – Она и меня хотела убить, но я в неё первая попала.

– Госпожа Брин, вы стреляли в ребёнка?

– Она рехнулась, она застрелила всех ботов-проституток и хозяйку Катю. Она ещё и меня собиралась убить! – Кричала Людмила.

Да, кричала, вот только Горохов ей несильно верил.

– Госпожа Брин, а что вы тут делали? – Крикнул он и вытянул шею, чтобы увидать угол стойки.

Людмила молчала, а он и вправду увидал Ёзге. Та сидела на коленях, привалившись к стойке. Девочка смотрела на него. Она плакала. Смотрела на Горохова, прямо ему в глаза, и плакала.

– Ёзге, это я, – крикнул Горохов, – ты меня помнишь?

Она только всхлипнула в ответ, да, она его помнила, она его узнала.

– Ёзге, ты ранена? – Продолжал он. – Не можешь говорить – кивни, просто кивни мне.

Девочка просто смотрела на него и плакала. Не кивала, не отвечала ему просто сидела у стойки и плакала.

– Да ранена она, ранена, – кричала банкирша.

– Не волнуйся, – продолжал Горохов, – со мной врач, отличный врач, его зовут Валера, ты его знаешь, он тебе поможет, – говорил он, осторожно вставая с пола, чтобы Ёзге его увидала.

– Нет, – вдруг резко крикнула девочка, – нельзя! Нельзя!

Горохов встал уже в полный рост.

– Сядь, дурак, – закричала Людмила, – она убьёт тебя.

Но геодезист не слушал, он поднял револьвер вверх. И тут увидел, что Ёзге двумя руками, двумя маленькими детскими руками держит большой армейский пистолет.

– Слушай, девочка, если ты ранена, то Валера тебя вылечит, знаешь, какой он хороший доктор, ты только положи пистолет. Если ты не сможешь идти, я тебя понесу. Хорошо? Ну, клади пистолет на пол.

– Я не могу… – Вдруг завыла девочка. – Не могу.

– Что за ерунда, ты всё можешь, брось пистолет на пол, и я к тебе подойду. Возьму на руки, и доктор положит тебя в ванну, через три дня ты будешь здорова.

– Я не могу, – прокричала девочка.

– Да почему же? – Горохов старался говорить спокойно.

– Потому что у меня директива. А эта сволочь, банкирша, меня ранила, ранила, я не успела выполнить директиву. – Кричала Ёзге. – Я должна выполнить директиву! А я не могу уже, не могу…

Он увидел, как девочка поднимает пистолет, и сразу свалился на пол. Девочки девочками, а пистолет у неё, между прочим, девятимиллиметровый, одной пули в башку ему будет достаточно.

Хлопнул выстрел. Тихо упала на пол пластиковая гильза.

– Ёзге не стреляй! – Заорал он. – Подожди!

– Всё, кончилась, – крикнула Людмила, вылезая из-под стола, что стоял в самом углу зала.

– Что? – Не понял Горохов, всё ещё не вставая с пола.

– Она башку себе отстрелила, – произнесла банкирша. – Можешь вставать.

Женщина осторожно шла по залу с пистолетом в руке, как раз туда, где сидела девочка.

Горохов приподнялся, дотянулся до красавицы и вырвал пистолет у неё из руки.

– Эй, ты что? – Возмутилась она.– Я ж за тебя.

– Так мне будет спокойнее, – сказал геодезист, пряча её пистолет в карман, – кстати, а что вы тут делает?

– А ты что? – Нагло ответила Людмила.

Её зелёные глаза… Даже если бы она пыталась, и то не смогла бы скрыть хитрость и изворотливость, что прямо излучали эти её глаза. А она и не пыталась. И со своей хитростью была очень привлекательна.

Горохов ей не ответил, в дверь заглянул Валера, и он сказал ему:

– Где может быть то, зачем мы сюда пришли?

– То-олько в холодильнике.

– Найдите их, – сказал геодезист.

Валера, покачиваясь, пошёл по залу за стойку, с опаской поглядывая на труп бота посреди зала и на труп Ёзге у стойки.

– Эй-эй, стойте, – закричала Людмила, – мне тоже тут кое-что нужно.

Она кинулась было за Валерой, но Горохов поймал её за рукав:

– Вам тут ничего не нужно, – холодно сказал он.

– Не нужно? – Она смотрела на него очень, очень сердито. – Мне не нужно?

– Нет, не нужно.

– О-фи-геть! Вы поглядите на него. Не нужно! Я тут уже два с лишним года. Два с лишним года в этой поганой глуши, в этой бесконечной жаре, в месте, где нет ни одного массажиста и ни одного бассейна! Где я каждый божий день стояла за банковской стойкой, как безмозглая дура, больше ни на что не способная, и каждый день ложилась в кровать с ничтожным придурком, и всё ради дела, ради нужного дела. И тут появляется вот этот красавчик и говорит, что мне теперь ничего не нужно.

Она ещё говорила, а с кухни уже вышел Валера. Он улыбался, насколько умел, и показывал геодезисту четыре стеклянные банки. Вернее, это были стеклянные блюдца в десять сантиметров, плотно закрытые крышками.