Андрей Валентинов - Нестор [litres]

Человек был очень силен. Даже парализованный, он пытался двигаться. Дергал шеей, скреб по ковру пальцами, бешено вращал глазами. Соль управилась быстро, сложив все найденное стопкой на столе. Наклонилась.

– Говорить вы, господин Мюллер, будете. Я не из вашего «стапо» и не собираюсь вас пытать. Но вы слишком неосторожны. Воевать с Клеменцией опасно для жизни. Для вашей! С тех пор, как вы начали аресты наших людей, мы поставили прослушку. Все собранное передадим сразу нескольким адресатам, в том числе, конечно, Греку, то есть Канарису…

Два пальца, указательный и средний, сложены крест-накрест. Обмануть врага – не значит солгать. Особенно если тот – слуга самого Отца Лжи.

– Чтобы вы не сомневались, господин Мюллер… Знаешь ты и я – знает и свинья! Вас подслушивал не ангел, не демон и даже не Мартин Лютер, а техника, которой еще нет у землян. Так что вы со своей паранойей не ошиблись.

Взгляд ударил молнией, дернулись губы.

– Маленькая дрянь! Я сам приду на твою казнь. Послушаю, как ты станешь визжать, когда увидишь гильотину!

Соль кивнула.

– Вы ругайтесь, ругайтесь, мне так легче. И оправдываться перед руководством миссии будет проще. Скажу, что вы меня оскорбили, и палец случайно нажал на спусковой крючок.

Подняла пистолет, прицелилась.

– Руки-ноги оставим в покое, бегайте на здоровье. Но в книжках для взрослых пишут, что мужчины очень дорожат одной частью своего организма.

– Nutte! – Мюллер, скрипнув зубами, попытался оторвать руку от ковра. – Чего? Чего тебе надо? Приказ получен лично от Рейхсфюрера, я лишь исполнитель. Ваша миссия попыталась связаться с подпольем, и мы это пресекли…

Она покачала головой:

– Нет. По соглашению, которое Рейх подписал с Клеменцией, лица, уличенные в нарушении законов Германии, высылаются из страны, как это и принято в отношении дипломатических представителей, а ваши власти заявляют официальный протест. Господин Мюллер! Неужели вы думаете, что мы не доберемся до Гиммлера? Транспорт-2 погиб, но моя планета жива, и мы не разучились выходить в космос. Более всего на свете мы ненавидим предательство и предателей. Поэтому думайте над своими словами…

Собственный голос доносился до нее со стороны, словно говорила не она, девочка, горюющая по плюшевому медвежонку, а другие, взрослые и сильные – те, что не смогли выжить. Невидимый груз тяжко лежал на плечах, но рыцарственная дама Соланж, дочь приора Жеана, стояла ровно. Последняя уцелевшая предъявляла убийцам счет.

– Предательство, предатели! – Мюллер поморщился. – Какой пафос! Да, Рейхсфюрер интересовался вашими технологиями, однако не это главное. Вы обещали помогать Рейху, но в последнее время стали помогать нашим врагам. Так кто предатель? Между прочим, я приказал не применять оружие при задержании. Все смерти – не на моей совести, это ваши власти приказали агентуре не сдаваться живыми.

– Не агентуре, – резко перебила она. – Рыцарям! Им никто не приказывал, братья и рыцарственные дамы выполняли свой долг. Вам не понять, ваши СС – просто обезьяны в черных тряпках… Что случилось с Гюнтером Нойманном?

– Вы, я вижу, с подходцем? – господин советник нашел в себе силы усмехнуться. – Рыцари, рыцарственные дамы, а потом – бац! – вопросик по существу. Умер ваш Нойманн. Его и пальцем не тронули, даже не допросили как следует. Я лично приказал беречь, пылинки сдувать. Его держали в «Колумбии» и должны были переправить сюда. Уже и авто подогнали, зашли в камеру, а он мертвый. Врач констатировал разрыв сердца, кстати, как и у еще двоих, которых мы пытались задержать.

Она поверила. Так и должно было случиться. Гюнтер Нойманн лишь отсрочил свою смерть, чтобы передать послание. Рыцарь исполнил свой долг до конца.

– Что он сказал на допросе?

Взгляд волчьих глаз сразу же стал скучным, пустым.

– А ничего. В протоколе три строчки. Следователь давить не решился.

– Лжете, – вздохнула она. – И зря. Если бы вы сейчас сказали правду, я бы просто ушла, и вы отделались бы плохим настроением. А так мне придется поджарить вам мозги. Не сойдете с ума – ваше счастье.

Мюллер оскалился, попытался приподнять голову.

– Мне в Мюнхене бандиты ножами грозили, обещали семью прикончить. Им я ничего не сказал. Неужели думаешь, что я перед какой-то соплюхой расколюсь? Ein Scheissdreck werde ich tun!..

Она нажала на спусковой крючок. Голова с легким стуком ударилась о ковер.

– Amen!

Соль, спрятав пистолет в кобуру, повернулась, сделала шаг к разбитому окну. Ее качнуло, словно в шторм, но она закусила губу, справилась. Уже встав на подоконник, сотворила крест, шевельнув холодными губами:

– Non nobis, non nobis, Domine, sed nomini tuo da gloriam! [60] Не нам Господи, не нам, но имени Твоему даждь славу ( лат .). Псалом 113.

Холодный ветер унес ее в ночь.

Она вспоминала отца. Когда маленькая Соль плакала, не в силах постигнуть, что мамы уже нет, приор Жеан не утешал, нечем. Он лишь читал латинские слова молитвы, раз за разом повторяя:

– Unicuique secundum opera eius.

Да воздастся каждому по делам его!

Рыцарственная дама Мария Елизавета, врач-хирург, погибла на посту вместе с десятками сестер и братьев. Потом сгинула французская миссия, последние сразились с врагом на улице Шоффай. Братьев и сестер в Германии попытались пленить обманом. Они тоже погибли.

Пуля настигла приора Жеана, преданного лучшим другом, крестным отцом его дочери.

Да воздастся!

В чужом черном небе не страшно. Соль не знала еще, стала ли она убийцей, но в этот миг ей было уже все равно. Виновата – ответит перед Судом. И все равно не пожалеет.

Смерть незримо парила рядом, скалясь зубастым ртом. Девочка, обманувшая ее на улице Шоффай, вырастет славной помощницей. Ее рука не дрогнула – и не дрогнет в следующий раз, когда в руке будет настоящий пистолет. А оправдания всегда найдутся, люди – большие выдумщики. Месть, справедливость, защита ближнего своего… Какая разница?

Коси, коса, пока роса!

Костлявая желтая ладонь на миг коснулась плеча под летным комбинезоном. Смерть метит своих, избранных.

Расти, девочка!

Дверь номера заперли еще вчера ночью, когда сквозь оконное стекло он услыхал первые выстрелы. Сначала одиночные, потом пулеметная очередь, затем снова вразнобой и, наконец, все покрыл грохот взрыва. Александр Белов распахнул раму, но увидел лишь ночь. Все происходило где-то неподалеку, однако все же в стороне. Налетевший холодный ветер гасил звуки.

Замполитрука долго стоял, вдыхая холод и чувствуя пьянящую злую радость. Вот вам, фашисты! Гори под вашими ногами земля!..

А потом за его спиной распахнулась дверь, ударил сквозняк, срывая со стола скатерть. Он хотел обернуться, но дверь уже захлопнулась, и тут же заскрежетал ключ в замке.