Андрей Валентинов - Нестор [litres]

А ее Андреас все равно лучше!

Старый не по росту костюм, память о «Колумбии», вычищен и выглажен, как и ботинки. Многострадальные шнурки и расческа-гребешок из пластика – отдельно. Пора менять экипировку. Александр переоделся, поглядел в зеркало. Сойдет! Все прочее сложил отдельно и, не удержавшись, напоследок побрился. «Золингена» в тюрьме точно не будет.

Дверь номера заперта, за ним обещали прийти. Под окном ревут грузовики, подъезжают и уезжают легковые авто, а в синем небе кружит незнакомый самолет, немного напоминающий оконную раму. Кажется, решили воевать всерьез. Остается надеяться, что Армия Гизана не станет принимать открытый бой. Как говаривал гусар и партизан Денис Давыдов: «Убить и уйти!» Нестор – не шпион, а Нестор Иванович – знал в этом толк.

Чтобы руки к пулеметам

Сами прикипели,

Только вот ему, политработнику РККА, уйти не суждено. Белов поглядел на ледяной пик Эйгера. Без рыцарского пояса и шпор он обойдется, дали бы крылья!

– Зашел попрощаться, – негромко проговорил знакомый голос. – Надеюсь, мы с тобой еще увидимся – и не на серебристой дороге.

Странный американец сидел в кресле, положив шляпу на колено.

– А как там? На этой дороге? – спросил Белов, впрочем, без особого интереса. Подпольщики играют в призраков, призраки – в подпольщиков. Поди их разбери!

– Никак. Себя не помнишь. Nothing! Потому-то я и пытался остаться здесь, даже под пули шагнул. Думал, изменю хоть что-нибудь. Но мой квадриллион остался при мне… Но, знаешь, кажется, я бы мог тебя заменить.

Американец разжал правую ладонь. На ней – маленькая бронзовая веточка. Венчик, пять тычинок, десять лепестков.

– Пассифлора, цветок Страстей. Отдам ее тебе и останусь здесь. Расстреляют, конечно, зато не придется шагать в бесконечность. Лучше сразу – и пусть судят. Но… Я бы на твоем месте не соглашался.

Замполитрука пододвинул стул, присел рядом.

– И не соглашусь. Во-первых, во всю эту поповскую муть не верю, а во-вторых, тебе бы не под пули идти, а людям помочь. В Северном корпусе их в камерах держат, да разве только там?

Американец покачал головой.

– To help? But how? Помочь – как? У меня нет оружия, и я не всесилен. Могу оглушить охранника, но остальные будут стрелять. Мне-то не страшно, а тому, кто в камере, – верная смерть… Наверно, квадриллиона им мало, надо еще ткнуть меня носом – в слабость, в бессилие. Вижу, понимаю, но ничего не могу сделать. Ни-че-го!

– Можешь, – Белов поморщился, – уныние наводить ты можешь. Как привидение у реакционного английского писателя Оскара Уайльда. Если по делу чего сказать хочешь, говори.

Странный парень развел руками.

– Пас! No, no! Всегда поступал по собственному разумению – и жив оставался. Один только раз дал себя уговорить, хоть и понимал, что нельзя. Изменил самому себе – и пропал.

Протянул вперед ладонь с бронзовым цветком.

– Это покой. Ничего уже не будет, ни хорошего, ни плохого. Даже Смерть забудет о тебе. Не желаю такого, но предложить обязан. Наверное, потому меня сюда и прислали.

Александр встал, поправил плохо сшитый пиджак.

– Совсем ты на своей дороге заплутал. А поскольку я из страны Советов, то совет дать могу. Ломай ты все эти правила об колено. Я с тобой на часок и вправду бы обменялся, чтобы на этой дороге тарарам устроить. А потом сразу и обратно. У меня, видишь ли, дел хватает. Здесь, если ты заметил, фашисты недобитые.

– Об колено, – повторил американец. – А еще лучше… Cross to the head… Хороший кросс в голову. Right on! Ты прав!

Вскочил и резко выбросил вперед ладонь. Александр ждал, что его ладонь пройдет насквозь, словно сквозь дым, но рукопожатие оказалось живым и сильным.

Белов пошевелил пальцами (крепок!), поглядел сквозь пустоту, в которой исчез тот, кто не хочет покоя, и пожелал ему удачи.

Right on!

– Счастливого пути, майн герр! – Швейцарский швейцар величественно склонил голову. – Надеюсь, вы сумели оценить все достоинства нашего прекрасного отеля?

Белов покосился на конвоиров.

– О да! В полной мере!

И шагнул к лестнице крытого грузовика.

Эйгер, старый Огр, равнодушно смотрел сквозь каменные бойницы-трещины на покидающего его владения человека, слабого человека, неспособного добраться даже до края Первого Ледового поля, Верную добычу, очередной вмерзший в лед труп. Но не жалел об ускользнувшем. Человек слишком упрям, такие способны поломать все планы и обратить победу в поражение. Пусть ломают зубы другие.

Смерть, шедшая рядом с замполитрука Красной армии Александром Беловым, помахала Эйгеру желтой костлявой рукой.

Справлюсь без тебя, старик!

– Закрепить!

Невидимые стенки «Сферы» потемнели, обретая плоть, и Соль облегченно вздохнула. Работает! Все эти дни боялась, что аппарат поврежден. Все-таки он рассчитан не на семиклассниц, а на людей взрослых, серьезных…

В наушниках – знакомый писк. Порядок!

– Управление!

Теперь можно слегка расслабиться. Еще несколько минут, и ее уже никто не сможет достать. Клементийцы – пасынки Старой Земли. Только небо их оплот.

Экран засветился. «СФЕРА». Отлично! Она прокашлялась, проверяя наушники, Можно взлетать!

– Бортовой журнал. Запись. Указать число, время и место…. Я – «Сфера-1». Продолжение работы. Самочувствие хорошее, условия штатные. Конец записи.

Наушники пискнули, обозначая готовность.

– Старт. Высота – тысяча метров.

Она прикрыла глаза, пытаясь справиться с подступающей слабостью. Нельзя, нельзя! В небе, конечно, безопаснее, но люди Старой Земли скоро придут и сюда. Пока еще они близоруки, их крылья коротки и слабы. Но все быстро меняется, слишком быстро. Не исключено, что через год на крыше отеля установят радиолокатор рядом с зенитным пулеметом.

– Бортовой журнал. Запись. Первые итоги испытания аппарата «Сфера»…

Соль невесело усмехнулась. Можно сразу и первые – и все остальные. Аппарат рассчитан на взрослых, детям и возомнившим о себе семиклассницам летать на нем очень трудно. И сил мало, и в мыслях нет порядка. «Сфера» нужна для дальней разведки, рассчитана на длительные полеты, на что неспособен «марсианский» ранец. А у нее выходят одни блошиные прыжки.

– Пункт первый. Старт и посадка…

О будущей войне взрослые много спорили. Идеалистов в миссии не было, все понимали, что насилие – исконное свойство человека, проклятье Каина, от которого невозможно полностью избавиться даже в идеальном обществе. На Клеменции, в царстве «чистых», тоже воевали, хотя в книжках и даже в разговорах старались страшного слова избегать. Были «конфликты», были «инциденты». И это при наличии единого государства, продуманной системы воспитания и Церкви, всегда готовой выступить в роли миротворца. Что говорить о Старой Земле, где проклятие Первоубийцы не сдерживается ничем, где люди рождаются на войне, живут – и на ней же погибают. Это знали всегда, но Великая война ужаснула. Тогда и стал вопрос о вмешательстве. Сводные братья обезумели, а безумца должно остановить, даже с помощью силы. Тем более, в Европе зреет новая война, Великая людей ничему не научила.