Андрей Валентинов - Нестор [litres]

– Нет, – доктор Ган покачал головой. – Не могу.

– Почему? – поразилась она. – Вы ученый. Каждый должен заниматься своим делом. Так, между прочим, и «чистые» считают. Одни молятся, другие работают, третьи сражаются.

Он кивнул.

– Вы правы. Но Монсегюр защищают все вместе.

Мориенплатц. – «Фокус». – Ах, мой милый Августин! – Узел связи. – Баллада Ганса Сакса. – Ранец. – Серебристая дорога. – Юго-запад-запад. – Смутный свет. – Shpionka. – Иоганн Вайс.

Тьма сменилась сумраком, сумрак – желтыми огнями. Автобус приближался к центру, объезжая полицейские оцепления. Его не останавливали, камрады позаботились о пропуске, налепленном на лобовое стекло. Машина принадлежала городским коммунальным службам, поэтому поздняя поездка не вызвала вопросов. Но оружие держали под рукой. Красная ночь еще не кончилась.

Александр Белов пристроился на переднем сиденье слева, сразу за водителем. Рядом – проводник, невысокий парнишка в рабочей спецовке поверх пальто. Куда именно они едут, замполитрука решил пока не спрашивать. Водитель дорогу знает, так что есть время отдохнуть. Клонило в сон, но Белов держался. Рано, еще рано…

Впервые после страшной ночи на аэродроме в Логойске, он свободен. Но это свобода беглеца, в карабине полная обойма, в кармане пальто еще одна. А дальше? В подполье долго не продержаться, особенно ему, чужаку в чужой стране. Почти без денег, без документов. Хотя… Стоп, какой документ ему дали?

У соседа нашелся фонарик. Александр развернул сложенную вчетверо бумагу, подсветил, прочел первые строчки…

Да-а-а…

…Справка об освобождении после отбытия полного срока. Концентрационный лагерь Дахау, февраль 1939 года. Выдана для получения документов по месту жительства, куда надлежит явиться в недельный срок. Подпись и печать с орлом, держащим в когтях свастику.

Белов потер лоб, пытаясь сообразить хорошо это или плохо. Хорошо, потому что не нужна фотография. Но и плохо, конечно. Лагернику, пусть и бывшему, никакой веры нет.

А как зовут страдальца? Иоганн Вайс? Надо же, фамилия совпала!

Он спрятал справку и попытался придумать хоть что-то путное. Из Германии надо бежать, но через границу Иоганна Вайса с такой бумажкой не пропустят. И денег мало, в кармане всего двадцать марок. А главное – куда? Советский человек должен рваться на Родину, как герой-пионер у поэта Михалкова. Допустим, в посольство сообщат, допустим, СССР его как-то вытребует. А дальше?

…Ne smej vrat, padla kontrrevolyucionnaya!

Не помилуют! С гестапо знался, с самим Мюллером по горам бродил. Еще поляки и Фридрих-фашист. А подполье… Германское сопротивление – не КПГ, значит, подозрительно по определению.

…Kolis, suka, u nas i ne takie bobry kololis!

И даже если он вернется в ИФЛИ. Там-то что? Снова ходить на собрания, где отрекаются и предают? Прятаться в уютном XVI веке от «реального социализма»?

Два раза автобус останавливался, выпуская пассажиров. Камрады спешили домой, надеясь пересидеть там лихое время. Теперь их в машине девятеро, если считать с шофером. Камрада Критцлера и еще одного раненого пристроили на заднем сиденье. В аптечке водителя нашелся йод, аспирин и таблетки от болей в желудке. А в больницу парней не повезешь…

Желтые огни, черная ночь. Спать, спать, спать…

– Командир, командир! Там…

Он все-таки задремал, а когда открыл глаза, понял, что ночь и в самом деле еще не кончилась. Патруль! Не полиция – СС. Мотоцикл и трое с карабинами.

Водитель уже тормозил, на прорыв идти поздно. Да и толку? Все равно нагонят.

– К бою! Двое – вперед. Стрелять через ветровое стекло.

Старшой патруля неспешно подошел к окошку водителя, еще двое загородили дорогу. Оружие сняли с плеч, смотрят внимательно. Бдят! Сейчас главный потребует документы…

– Огонь! Огонь!..

Три выстрела слились в один. Нет, четыре, один из патрульных успел пальнуть в ответ. Не промазал – водитель ткнулся лицом в рулевое колесо. На миг все происходящее показалось чем-то нереальным, сном, кошмаром. Ведь почти вырвались!

– К машине! Раненых выносим первыми!..

Сам подошел к убитому водителю, забрал аптечку. «Эсэсы» недвижно лежат на тротуаре, улица пуста, но Александр понимал, что это ненадолго. Центр города, сейчас набегут.

Обернулся. Камрада Критцлера выводят под руки из автобуса. А где другой?

– Второй уже холодный, командир!

Белов горько вздохнул. Жаль, но если бы камрад умер через час, было бы много хуже.

– К машине, скорей, скорей!..

Сам выскочил последним, как капитан погибшего корабля. Пересчитал уцелевших – шестеро, он седьмой. Где проводник?

– Командир! – двое подскочили, толкаясь плечами. – Командир, мы… мы… Недалеко живем. Разрешишь?

Замполитрука подумал о раненом, но понял, что запретить этим двоим не сможет.

– Оружие оставьте в автобусе, патроны отдайте остальным. Удачи, камрады!

Пусть уцелеют!

– Внимание! Слушай мою команду!.. Уходим. Двое помогают Критцлеру, меняются через каждые десять минут. Пошли!

Где проводник?

– М-мы в Кройцберге, камрад. Тихий район, всякие художники живут. П-почти до места приехали, пройти еще немного.

Проводник (нашелся-таки!) явно испуган, даже заикается слегка. Но ведет уверенно, срезая путь через проходные дворы и узкие переулки. Шли строем с оружием за плечами. Камрада Критцлера вели под руку, забрав карабин. Он постанывал, но справлялся. Издалека, да еще ночью, маленький отряд вполне может сойти за патруль.

– Т-там надежно, тихо. Плохо, что еды не взяли, но в-вода есть…

Где именно «там», делиться, впрочем, не спешит. И не представился, ни имени, ни даже клички. Белов не стал осуждать. Все мы люди.

– Н-но только осторожно, осторожно. Никуда в-выходить нельзя и разговаривать тихо…

Наконец, в очередном переулке, замполитрука буквально вытряс из осторожного камрада подробности. Они не слишком вдохновили, но выбирать не приходилось.

– Я же г-говорю, осторожно надо…

Метро в Берлине открыли в начале века, причем строили не спеша и постоянно меняя планы. Линии обрывались, открывались заново, работы то и дело прерывали то война, то кризис начала 1920-х, то иные беды. В результате вырос настоящий лабиринт с тупиками и рельсами, ведущими в никуда. Если с «надземкой» все просто – разобрали и подмели, то подземные тоннели оставались в черной глубине, ненужные и забытые. Впрочем, не всеми. Местные бродяги и прочий криминал быстро свили там гнезда. Полиция проводила рейды и облавы, но без особого успеха.

В Кройцберге, тихом районе возле реки Шпрее, мертвых станций две. Беглецы шли на «Мориенплатц». В близкий «Ораниенплатц» не сунешься, после случившейся год назад перестрелки с загнанной в подземелье бандой там создан постоянный полицейский пост.