Ивар Рави - Прогрессор

Урожай пшеницы, ячменя и чечевицы превзошел все мои ожидания. Спешно пришлось строить склады, с задней стороны дворца, внутри крепостной стены. Мельница работала практически каждый день, Бепи и его сыновья были загружены работой. Вода, приводившая в движение мельничное колесо, наполняла озеро, которое в один из осенних дней, стало сбрасывать избыток воды в море, по рукотворному каналу. Рыба попадала в озеро по отводному каналу, что шел к мельнице. Часто, мельничное колесо ее выбрасывало на сушу, но большая часть благополучно попадала в озеро.

Поголовье животных также увеличилось, оставалась проблема, как доставить в Максель верблюдов. Животные были слишком большими, чтобы их можно было легко перевозить на кораблях. Даже стрела могла взять за один рейс не больше четырех верблюдов, а их поголовье достигло пятидесяти голов. Выход предложил Тиландер: его идея заключалась в строительстве баржи. Баржа могла пригодиться не только для перевозки животных, на ней можно было перевозить лес, полезные ископаемые и людей.

К строительству баржи, решили приступить ранней весной, сейчас все силы были брошены на окончание лесопилки и накрытие кровли построенных зданий.

Декабрь был относительно теплым, первый легкий снежок пошел под Новый Год. Новый год мы отмечали в пятый раз: Русы привыкли к этому празднику. С елкой проблем в Макселе не было, на холмах к западу от города росли ели, сосны и пихты. Из обрезков папируса, я мастерил безделушки, которые очень нравились моим дочерям. Анна и Алла уже вытянулись, наступал период, когда мои девочки станут девушками. По договоренности с американцами, сыновья последних мною рассматривались как женихи. Сына Тиландер назвал Хуаном, в честь своего прадеда, но Хуан быстро трансформировалось в Иван. Лайтфут своего сына назвал Джоном, но сочетание буква «д» и «ж» было трудным для произношения для речевого аппарата Русов. Джон превратился в Жона, а со временем, с моей подачи и сам Лайтфут стал называть сына Жаном. И сыновья американцев, и мои дочери знали, кто им уготован в спутники. Воля родителей не обсуждалась, дети с младшего возраста общались и часто вместе проводили время.

Сед оказалась очень полезной: Александров действительно дал ей много знаний, и именно она вела занятия в старших классах. Деление на начальную школу и среднюю было условным: Нел учила детей алфавиту, чтению и письму. Зик давал элементарные навыки арифметики. Тех, кто проявлял усердие, передавали Сед. Моя младшая жена давала знания чуть более углубленные, в основном это касалось физики и химии. Такая облегченная версия без формул, без знания законов, без сложных вычислений.

Ректором «университета» стал Александров. Получив полномочия ректора, ученый теребил каждого из нас, заставляя делать записи по имеющимся знаниям. Больше всех досталось мне: долгими днями я скрупулёзно описывал первую медицинскую помощь при травмах, отравлениях, инфекционных заболеваниях. Свои наблюдения по лекарственным травам, конспектировал Зик, чей почерк оказался несравненно красивее моего. Тиландеру пришлось несладко, язык Русов он знал отлично, но писал крайне плохо, с огромным количеством ошибок. Но Александров оказался непреклонным ректором: оснастку кораблей, названия парусов, схему строительства плавательных средств, он записывал лично, часами не отпуская американца.

Проще всего было Лайтфуту: ученый сам имел неплохое представление о рудах и теории плавки металлов. Периодически уточняя некоторые моменты, металлургию он конспектировал сам, освободив американца от этой обязанности.

После Нового Года, встреченного мной в кругу семьи, решил переправиться на северный берег Роны и уйти в разведку на несколько дней пути. Накрапывал мелкий снежок, таявший прямо на лету. Бер и десяток вооруженных воинов, дожидались моего выхода. Впервые за долгое время, взял с собой не винтовку Рейзинга, а отечественный Тп-82. Температура на улице была выше нуля, но экипировались мы основательно.

Среди вывезенных из Ондона колонистов, была семья, занимавшаяся кожевенным делом. Сразу по прибытию в Максель, Цукан, глава семьи, попросил разрешения открыть свое дело. Вначале он устроил свое производство недалеко от порта, но Тиландер был недоволен неприятным запахом, от выделываемых шкур. А без проточной воды процесс выделывания шкур был невозможен. Когда рукотворное озеро наполнилось и по каналу пошел сброс избыток воды в море, Цукан перенес свою кожевенную факторию к берегу моря, южнее жилой части города. Надо признать, что кожевенник был мастером своего дела: таких идеально выделанных шкур у нас не было.

Начертив на листе папируса схему мужских штанов, и предъявив в качестве наглядного образца, свои латаные-перелатанные спортивные брюки, попросил изготовить для меня зимние брюки. Первый образец оказался слишком узким, поняв свою ошибку, Цукан ушел с неудачным образцом. Через неделю он принес новые кожаные брюки, с коротко остриженным мехом внутри. Брюки оказались немного широковаты, но за то не сковывали движений. Тогда я еще не до конца оценил новую одежду, но с наступлением холодов, понял, что обладаю бесценным специалистом. В брюках было очень тепло и комфортно, а прочная кожа снаружи отлично защищала от неровностей почвы при сидении на земле.

Даже Бер скептически отнесся к такому наряду, предпочитая накидку из шкуры ниже колен. Сопровождаемый Санчо, я присоединился к поджидавшему Беру, и мы двинулись в порт, чтобы на лодке пересечь Рону. Рыбацкая артель рядом с портом разрослась за неполный год: вначале это было три хижины, теперь их было за десять. Специфический запах рыбы чувствовался на подходе, на кольях висели сети, а возле рыбьих отходов грызлись собаки. Собак и кошек теперь было очень много: собаки вели свою родословную от щенков, найденный мной у реки Литании, а кошек мы привезли с Ондона. Как ни странно, в этом мире кошки и собаки уживались вполне мирно, кошки просто уступали дорогу и не лезли на конфликт. Запах был неприятный настолько, что решил весной переселять артель либо на другой берег Роны, либо сразу на побережье моря.

Тиландер уже ждал в порту, закутавшись в шкуру. Проживание в теплом климате Плажа и Кипра нас изнежили, даже плюсовая температура в районе нуля, заставляла дрожать. Единственным, кто комфортно чувствовал себя, не считая меня, был Санчо. Он даже не стал дополнительно укутываться, огромная шкура быка свисала с него словно накидка с вешалки.

— Холодно, — пожаловался американец вместо приветствия.

— Просто мы привыкли к теплу, а это наша первая зима вне субтропиков, в какой лодке попывем? — парировал я слова Тиландера.

— В этой, — американец указывал на длинную четырехвесельную лодку, слишком узкую для своей длины.