Александр Верт - Пекло 3

После приступа мать оставалась в больнице. Она была спокойной, но ни о чем кроме Оливера думать не хотела.

– Неужели они его убьют? Просто возьмут и убьют? Он же ни в чем не виноват, – шептала она время от времени. – Скажи им, Лита.

– Скажу, обязательно скажу, – отвечала Лителла, понимая, что на самом деле она ничего не может изменить.

– Быстрей бы уже это все закончилось, – сказал ей отец вчера. – Даже хорошо, что она знает: не надо думать, что врать через два года. Пусть уже взорвут – и дело с концом.

– Но, отец…

– Что отец? Ты хоть понимаешь, что это за место? Оттуда не возвращаются, что толку с того, что твой дед, как ненормальный, постоянно проверяет код чипа? Что толку от осознания, что он еще жив? Ты вообще его не помнишь, а того, кого помню я – больше нет. О чем мы говорим?

Лита на это только плечами могла пожать. Она действительно не могла сказать, что помнит брата. Она не могла рассказать, каким он был, но какие-то воспоминания у нее были, а иногда она не могла отличить взгляд, что запомнился ей по какой-то трансляции, от того, что она могла увидеть сама. Она так много о нем слышала, что безумно завидовала всем, кто его знал, и с ужасом смотрела на отца, который явно желал ее брату смерти.

– Не смотри на меня так, – говорил он ей. – Оливер мертв: то, что там еще живо, уже не мой сын и не человек, поэтому я не хочу о нем думать.

Он так говорил, а сам тайком пил таблетки от сердца, бегая между работой и больницей.

– Совсем скоро в прямом эфире мы увидим испытания новой бомбы «Азазель», а сразу после рекламы мы окажемся на прямой связи с военным кораблем, что проводит испытания, и увидим планету с опасной активностью! – бодро заявила ведущая и радостно указала пальцем прямо в камеру. – Не переключайтесь!

Августа Финрер тяжело вздохнула, но ничего не сказала, а Лита осторожно освободила руку, чтобы позвать врача. Та просила позвать ее перед началом испытаний.

– Запрещать вашей матери на это смотреть – будет неверным, – говорила врач, что ее наблюдала в местной больнице. – Я получила рекомендации ее личного психиатра, и он категорически против подобного шага. Колоть ей снотворное – тоже бессмысленно. Этот стресс для нее неизбежен, поэтому мы просто изменим дозировки и сделаем так, чтобы она встретилась с ним с нужным уровнем лекарств в крови, главное – позовите меня вовремя, а то я могу упустить момент.

Лита согласилась – в конце концов, врачи Майкана шли им навстречу и действительно помогали, как могли.

– После рекламы они выйдут на связь с испытателями, – сказала Лита, заглянув в кабинет к врачу.

– Да, иду, – ответила та, откладывая планшет, и спешно встала.

Ее взгляд пробежал по стене кабинета, где между шкафов среди дипломов, сертификатов и почетных грамот висела фотография выпускника космической академии – черно-белая, словно кто-то отключил ей цвет. Так делают обычно с погибшими, но у Литы почему-то сердце сжалось от взгляда этого парня. Он открыто и весело улыбался, явно шутливо отдавая кому-то честь.

«Таким мог быть и мой брат», – думала Лита, не в силах отвести взгляд. Парень словно смотрел на нее.

– Это мой сын – Берг, – сказала неожиданно женщина, вздыхая. – Он пропал без вести, и раз нам об этом сообщили, не обещая ни тела, ни ответа, то, скорее всего, мы уже никогда не узнаем, где и как он погиб. Я даже не знаю, что хуже: это или то, что приходится пережить вам, – с искренним сочувствием сказала женщина и, приобняв Литу одной рукой, вывела ее в коридор. – Может быть, и вам стоит дать каких-нибудь капель? Я бы без них работать не смогла.

– Нет, я справлюсь, – прошептала Лита, жмурясь, чтобы отогнать странное наваждение. Никогда еще с ней так не было, чтобы кто-то оставался перед глазами, даже когда ты на него не смотришь.

Как оглушенная, она смотрела, как врач меняет настройки аппарата, а потом вздрагивала, когда ведущая воскликнула:

– О, Боже, кажется, нас ждет что-то интересное!

Командир корабля, подготовивший «Азазель» к запуску, смотрел на полученное сообщение и не мог понять, что ему с этим делать. Код доступа системы подтверждал биологический анализ, и даже скан сетчатки лейтенанта Маер прошел идентификацию перед отправкой, но как девушка попала на базу – оставалось непонятно; да и что это вообще может значить – не ясно.

– Надо, наверно, сообщить, – прошептал ему неуверенно помощник, косясь на таймер.

До его связи с журналистами оставалось меньше двух минут, а он теперь не представлял, что говорить. Он знал о пропавших летчиках, они даже успели обсудить с командой, что кто-то из них может быть еще жив, но если было признано, что на планете что-то опасное, а высадка невозможна, то на это наверняка были причины.

– Не наше это дело задавать вопросы, – обычно говорил капитан, а тут явно сам задумался.

– Что-то тут нечисто, – прошептал он и тут же активировал канал экстренной связи со штабом ЗАП за Земле, а потом сообщил: – У нас срочные новости: с ЗиПи3 получен сигнал. Передаю сообщение в полном объеме.

– Информация принята. Ждите, – отозвался оператор, оставляя капитана в растерянном неведении.

– Что мне говорить журналистам? – спросил помощник капитана почти беззвучно.

– Не знаю, соври что-нибудь, скажи, что запуск может быть отложен по причине… которую нельзя разглашать.

Помощник кивнул, но все равно проболтался, а журналисты тут же выдали все в прямом эфире.

– Испытания могут отменить! – кричала ведущая. – Только что командир корабля получил особое послание, которое добавило много загадок военным. На связь вышла лейтенант Карин Маер, как мне подсказывают, штурман пропавшего патрульного крейсера.

– Это не подтверждено еще, – попытался исправить помощник капитана, голос которого прорвался в эфир, но едва ли кто-то его слушал.

– Есть все же великая сила на свете, – прошептала Августа Финрер, качая головой, а ее врач осела на пол, закрывая лицо руками.

– Не может быть, – шептала она, а по щекам у нее текли слезы – конечно, она знала, как зовут напарницу и возлюбленную ее единственного ребенка. Она понимала, что если Карин на ЗиПи3, то и Берг там или, по крайней мере, он был именно там, а это значит – «Азазель» угрожал не только Финреру, но и еще двум майканцам; только никто не будет за них заступаться, даже если она начнет кричать о подобной жестокости: не то уже время на Майкане – никто не восстанет, как много лет назад после суда Финрера. Тогда у людей были свежи ужас голода и отчаянье мальчика-героя, в одиночку защитившего весь Майкан, а теперь это уже обыденная часть прошлого. Бог с ним с Финрером, мертвый он полезнее живого: «символ, который не может говорить – лучший инструмент» – как-то так говорил в высших кругах нынешний префект, а летчики из патруля – что ж, им устроят минуты молчаливой славы на родине и, может быть, поставят монумент на звездной улице столицы. Этого будет достаточно, чтобы почтить их память. Спасать их никто не будет, женщина слишком хорошо это знала и потому рыдала, не таясь, не обращая внимания на взволнованную Литу, что металась между двумя женщинами, сходящими с ума от боли.