Александр Верт - Пекло 3

– При должном оборудовании и препаратах тебе можно помочь, – говорил Дориан. Темные следы на коже, явная бледность, увеличенные печень и селезенка – были тревожными симптомами, но Ирон не жаловался на кровоточивость или боли в костях; правда, умалчивал при этом, что никто обычно и не жаловался. Волки часто болели этой болезнью. Болели именно так. Сначала появлялись слабость, раздражительность, какое-то безволие, которое в Пекле обычно и не замечаешь, списывая на усталость или как в случае с Ироном – на заёбанность. Его задрал Вожак, задолбали Волки, ему остопиздело Пекло и заметить во всем этом перемену состояния было сложно. В какой момент его заёбанность стала симптомом, он уже и не мог сказать, но, видимо, стала, раз он чуть не превратился в труп из-за распрей в логове. Если бы не Виту – его точно бы убили. Потом пошли пятна, как у всех: черно-багровые, чуть выступающие над кожей, неприятные или болезненные – Ирон почему-то не мог разобраться; но он знал, что после их появления долго не живут: недели две или три – и больной истекает кровью. Та начинает литься из тела, как из дырявого сосуда, вытекать изо всех дыр и заливать камни.

Больных Волки брезговали жрать и вышвыривали из логова, когда начиналось это самое предсмертное кровотечение. Как раз один такой больной старик не так давно умер. Вожак велел избавиться от него, но Ирону стало его жаль. Он видел огромные глаза человека, которому уже не выжить; видел, как он прикрывал лицо дрожащими тонкими пальцами. Видел черные следы на иссохшей болезненно-бледной коже. Видел кровь, что лилась изо рта и носа, и понимал, что это конец.

– Убей меня, – пытался попросить старик своим беззубым ртом. Его металлические зубы вырвали, его человеческие зубы сгнили, оставляя черные дыры со зловонным запахом.

Он старался говорить, но сбивался, захлебывался, кашлял и давился. Все той же ярко-алой кровью – то густой, то жидкой, то пульсирующе вытекающей, то стихающей, чтобы снова начать литься, словно кто-то баловался с краном, определяющим напор.

Дикое зрелище, но Ирон за ним наблюдал, разбирал слова, ждал, когда уйдут остальные Волки, и доставал нож. Он застрелил бы его, но с Вожака сталось бы пересчитать патроны или потребовать себе скелет покойного, а потом потроха того блаженного, что прострелил ему череп.

Тому старику Ирон перерезал горло, не догадываясь еще, что уже сам болел. Теперь он знал, что тогда во многом выбирал судьбу себе, глядя, как и без того залитый кровью старик хрипит и выплевывает последнюю кровь с попытками сказать «спасибо». Перерезанное горло не могло издать ни звука, но Ирон его понимал, и теперь, захлебываясь кровью, знал, что никто ему не поможет; он лишь мечтал, чтобы кто-нибудь сообразил сделать то же самое.

Патронов на себя Ирон пожалел бы. Он даже не мог сообразить, что может выхватить пистолет и прострелить себе голову – ему никто не помешает, но руки вместо этого сами тянулись к носу, чтобы зажать его посильнее, как будто это могло помочь.

– Уложите его. Берг, неси нашу аптечку, – командовал Дориан, спешно подбегая к нему, но Ирон не верил, что есть в этой суете какой-то смысл.

«Просто убейте», – думал он и смотрел на Шефа, потому что ему казалось, что только Шеф и сможет понять его без слов, решит не мучать ни его, ни других; но Шеф хмурился и не вмешивался, пока Берг подавал что-то Дориану без команды, а тот вводил лекарство, и сознание Ирона медленно уплывало.

«Так тоже можно», – подумал Ирон, считая, что это и будет его конец, но Дориан с Бергом думали иначе, спешно израсходовав на него немалый запас кровоостанавливающих лекарств и превращая часть пола в настоящий лазарет, где Ирон лежал на боку на подобии матраса из сложенной палатки с капельницей, что могла хоть немного восстановить организм. Зацепить банку было при этом не за что и ее держал Берг, наблюдая за Ироном, словно чуткий прибор реанимации. Он перепроверял пульс, пытался по нему же следить за давлением, просто оценивал пальцами наполненность сосудов; смотрел, чтобы дыхание не сбивалось, а кровь не сочилась, несмотря на тампоны, которыми был плотно забит нос больного. Если бы не металлические зубы, он еще и в глотку бы ему поглядывал, чтобы не упустить новое появление крови, откуда бы она в первый раз ни появилась.

– И что это было? – спросил Шеф, когда Дориан все же смог отойти от нового пациента.

– Наверно, это можно считать бластным кризом [3] Стадия хронического миелобластного лейкоза, в которой в крови практически не остается зрелых клеток, что приводит к смерти больного. , но так, без анализов, я не могу сказать точно, – уклончиво ответил Дориан, но по взгляду Шефа понял, что с такими ответа точно пойдет нахуй. – У него заболевание крови – это все, что я могу сказать наверняка. Видимо, организм уже перестал справляться, и он скоро умрет: быстрее, чем мы с ним предполагали.

– То есть ты сейчас извел на него гору ампул с лекарствами, зная, что помочь ему нельзя и он все равно умрет? – уточнил Шеф, зло хмурясь.

– Выходит, что так, – признался Дориан, понимая, что сам об этом даже не подумал. Он просто спасал жизнь человеку, которому нужна была помощь. Он не думал о ресурсах и выгоде. Он не привык думать о подобном. В спец отряде иногда приходилось выбирать, кому из пациентов помогать первым, а кому последним. Кого можно просто закинуть в аппарат стабилизации, надеясь, что ему станет немного лучше, а кого надо срочно везти в операционную. К такому выбору разум Дориана привык, а вот нехватки в лекарствах он никогда не испытывал. Они были всегда в том количестве, которое просто невозможно израсходовать, а, видя Ирона, Дориан думал как военный врач, а не как отосланный преступник и, видимо, потому просчитался, а теперь пытался оправдываться, напоминая о месте, в котором они находятся: – Здесь есть медблок, а там наверняка есть аптечка, может быть даже приборы, которые позволят поставить диагноз.

– А вылечить? Ты вообще знаешь, можно ли его вылечить? – раздраженно спрашивал Шеф, который меньше всего на свете хотел решать еще и это.

– Не уверен, что ему можно помочь, возможно уже слишком поздно, – признавался Дориан и осознавал, как же глупо выглядит со своими жалкими попытками спасти Ирона.

«Ну и нахера тогда?» – думал Шеф, а сам понимал, что ему и в голову не пришло бы застрелить Ирона, не сейчас. Тот был слишком полезен и умен, несмотря на какую-то странную слабость.

– Именно из-за этого ты сказал, что ему нельзя боевой костюм? – уточнил зачем-то Шеф.

– Да. Было ясно, что что-то подобное может случиться, просто я думал, что это будет не так, – признался Дориан, кривясь.

– Простите, – внезапно подал голос Глист, робко поднимая руку, словно школьник, решивший что-то ответить, и втягивая при этом голову, словно за попытку неизбежно получить по шее.