Александр Верт - Пекло

− Надо, − коротко ответил Шеф и прикурил свою горькую сигаретку от сигареты Кирка.

На самом деле Шеф не видел уже выбора и, затягиваясь, кривился. Кирк все понимал и только усмехался.

− Я, короче, типа «за», так можешь и сказать парням.

− Кирк, а если это наебалово? – нервно спросил Шеф о том, что никому другому не сказал бы вслух.

− Это и есть наебалово, − пожал плечами Кирк и тут же блаженно затянулся. – Не верю я в этот гребаный закон, и Дональд наверняка не верит. Только валить нам надо отсюда, а валить в никуда – это не то же самое, что идти к какой-то цели, пусть и ебанутой. Да и вообще, я бы свалил отсюда. До конца жизни бегать от патруля по всей галактике – и то лучше, чем вот это вот все…

− Ты еще скажи, что вся наша жизнь здесь не имеет смысла, − тяжело вздыхая, сказал Шеф.

− Так и не имеет. Тебе уже не пятнадцать, Олли, так что не прикидывайся идиотом. Мы на дне дерьмовой ямы с гордым видом барахтаемся и продолжим это делать куда активней, будь хоть призрачная надежна из этой ямы выбраться.

Шеф кивнул, даже не морщась от такой правды. Ему и самому это все было ясно, просто что-то внутри привычно не хотело говорить об этом вслух.

− Ладно, я дежурить, − закончил разговор Кирк.

− А я, пожалуй, пристрелю нам что-нибудь пожрать, заодно разомнусь и подумаю.

− Смотри только человека не пристрели, − хохотнул Кирк.

Вот теперь уже Шеф шутки не понял и уставился на друга дикими глазами.

− Как эта баба тут появилась, ты стал совсем диким, − пояснил Кирк. – Трахни ее. Парни не станут возражать, если ты ее разок зажмешь вне очереди. Все ж знают, что тебе нужнее.

− Иди ты на хуй, Кирк.

− Не могу, я сегодня дежурю, − мгновенно парировал лысый великан и, заржав, закинул на плечо автомат.

Все тут ходили с пистолетами, а он всегда имел личный автомат, вычищенный и готовый к бою, если не патронами, то прикладом.

Шеф только головой покачал, глядя на удаляющийся силуэт, и пошел совсем в иную сторону – к площадке, где наспех вновь установили насос, чтобы оттуда взобраться на каменную породу и шагнуть на самый край здешнего мира, туда, где на пути к морю иногда гнездятся птицы, а, охотясь на мелких змей, в темноте залетали непозволительно близко к людям.

Таких подстрелить было сложно. Они дожидались мига, когда Зена исчезала, оставляя на западе тонкие полосы огня прямо в небе, а сами летели во мраке бесшумными крылатыми тенями, и только идеальный натренированный Пеклом слух помогал услышать взмах крыльев отчетливей собственного шага по камням.

Шеф настолько привык к этому, что даже не пытался найти взглядом птицу. Ему все чаще было невдомек, почему люди полагаются на глаза, совершенно бесполезные ночью в пустыне. Не замедляя шага, он прошел вперед, разглядывая красные полосы в небе от умирающих за вулканом лучей раскаленной Зены, а потом остановился, услышав шелест крыльев, закрыл глаза и выстрелил, не целясь, в темноту на один лишь звук.

Дышать он перестал, даже не заметив, а когда птичья туша шлепнулась где-то совсем рядом на камни, сделал вдох.

Сегодня добывать еду должен был Тибальд, а Шеф в суете никому его дежурство не передал, потому и забрал его себе, заодно выпустил пар. Злости в нем было почему-то непомерно много, как никогда. Еще и гадская песенка крутилась в голове.

«Я найду тебе травку…»

Она веселила и, поднимая птицу за костлявые лапы, Шеф улыбался, сам понимая, что, кажется, все больше не в себе.

− Так ты говоришь, что не помнишь, как убил префекта? – спрашивал у него когда-то попавший к Демонам психиатр, – угораздило же парню убить неадекватного пациента!

− Я не уверен, − отвечал тогда еще Бешеный Олли и косился на Сильвера Милигана, что стоял рядом, скрестив руки у груди.

Он как Шеф тогда настоял на этом разговоре, а теперь смотрел на Олли так, что, казалось, вышвырнет его из лагеря, если тот не станет говорить.

− Мне видео показали и его я помню, мне даже кажется, что и убийство помню, но как-то…

Он не мог найти нужных слов для того тумана, в котором увязали его воспоминания.

− А этот Якпет? Или как там Ястреба звали?

− Так и звали, что-то помню, но…

− Декард?

− Не помню совсем.

− А как паука зарезал хоть помнишь?

Шестнадцатилетний Олли только головой покачал испуганно. Он помнил паука и помнил нож в руках, а еще страх и желание жить, а как он это сделал… нет, не помнил.

− Ну, все ясно, − сказал внезапно психиатр и рассмеялся. – Олли, иди погуляй.

− Нет, при нем говори! – потребовал прежний Шеф. – Он должен слышать любой твой ответ.

− Да что тут слышать. Адекватная реакция психики на неадекватный стресс. Хороший мальчик не хочет быть убийцей и все тут.

− Да какой я хороший, нахер, мальчик!? – возмутился Олли.

− Это ты сам себе объясни.

− Так, то есть ему можно смело давать оружие, и он никого не пристрелит? – прямо спросил Шеф.

− Конечно, нет! – возмутился Олли, вскочив на ноги. – Вы чего вообще такое говорите!?

− Нет, у него все нормально с головой.

− Хорошо, тогда оставь нас.

Олли даже не сразу понял, что уйти велели не ему.

− Я собираюсь сделать тебя моим преемником, − сказал Сильвер Милиган. – Я навел настоящий порядок у этих головорезов и мне нужен человек, который сможет его поддержать.

− Но… кто меня слушать будет вообще? – ошарашенно спросил Олли, пятясь к двери.

Ему всегда казалось, что его здесь не шпыняли только потому, что он не высовывался, а если б вякнул, то ему хребет мгновенно переломили бы, а слова Милигана о том, что сделает его замом, сам Оливер всегда считал шуткой, способом его подбодрить, но никак не правдой, в которую можно верить, а теперь выходило, что напрасно он сомневался.

− Вот и посмотрим, кто будет тебя слушать, а кто нет, − строго сказал Сильвер, что уже давно относился к подростку, как к своему воспитаннику. − Надеюсь, у меня найдется лет пять, чтобы тебя подготовить.

Шеф хотел что-нибудь возразить, но так слов и не нашел. Сейчас он тоже не знал, что возразить, а главное, шагая к лагерю, понимал две вещи. Его разум трещит сейчас по швам, как и тогда. Не хочет он быть хорошим мальчиком, о котором постоянно твердит Карин, и вспоминать его не хочет, проще полюбить песенку Докера и снова достать нож, чтобы порвать кого-нибудь в клочья. Он настолько привык мыслить, как Шеф, что иначе уже просто не получается, а это еще больше мешает даже говорить с Карин.

«Никакой жалости сегодня – и завтра будет легче», − решил он, вспоминая слова Берга о том, что, прожив в Пекле восемнадцать лет, человеком остаться нельзя.

Шеф с этим соглашался, но как же это бесило! Настолько, что, вернувшись в лагерь, он швырнул птичью тушу на железный стол так, что тот громыхнул в ночи, как выстрел.