Александр Верт - Правила борьбы

Он сглатывал сперму. Отпускал член и просто садился на камни, чтобы посмотреть на Кастера, едва не прокусившего себе руку, пытаясь сдержаться.

– Поверь мне, – сказал Виту, ловя его затуманенный от оргазма взгляд. – Это действительно был не профессор, не развратник и не шлюха.

Он неспешно облизывал губы, понимая, что Кастер не в состоянии сейчас что-то связно говорить, усмехался и вставал на ноги.

– Все, надевай штаны и вези меня в пустыню трахаться, – скомандовал он, возвращаясь в машину.

– Ага, – глухо ответил Кастер, надел штаны, обулся, сел за руль, но вцепился в него, как в поручень, словно мог упасть.

– Эй, ты чего?

– Бля-я-я, – простонал Кастер. – Я понимаю, что сейчас твоя очередь, но… но я…

– Что? – перебил его Виту. – Какая еще очередь? Почему я не знаю?

– Да как какая? – дернулся Кастер. – Меня трахать, какая еще?

– Ты что, совсем больной? – спросил Виту. – Хотя, черт тебя дери, спасибо, что не жребий.

Он отвернулся, скривился, скрестил руки у груди и закатил глаза, словно не собирался разговаривать с Кастером больше никогда, а сам при этом продолжал ворчать.

– Сегодня твоя палочка короче, будем считать, что и член недостаточно длинный, чтобы совать кому-то в зад…

Кастер молчал. Он смотрел на руль, сжимал челюсть и тоже ничего не понимал.

– Вот как? Скажи мне, как ты до этого додумался?

– Но ты сам тогда сказал, что согласишься, только если на этот раз я подставлю задницу, – жалобно простонал Кастер, – а потом еще говорил, что важно быть на равных, а на равных – это ведь когда поровну.

Он посмотрел на Виту, как настоящий мальчишка – нашкодивший, запутавшийся и нуждающийся в спасении.

– На равных – это когда оба ловят кайф, – ответил Виту, глядя ему в глаза. – Когда они творят то, что им хочется, а не считают кто и сколько раз кому присунул.

Кастер так и смотрел на него жалобно и виновато. Злиться на него не получалось. Ну мальчишка, ну дурной, хотел как лучше, а как всегда перемудрил, злиться на него за это было просто невозможно.

– Я люблю трахаться, – в очередной раз сказал Виту, проводя рукой по его лицу. – Я люблю чувствовать задницей член. Мое тело к этому привыкло, и меня совершенно не парит, что ты хочешь меня трахнуть, наоборот, я хочу, чтобы ты меня трахнул. При этом иногда я тоже хочу кого-то насадить на член, и тут уже или подставляй свой зад, или смирись, что я сделаю это с кем-то другим.

– Справедливо, – прошептал Кастер. – Только не надо ни с кем другим. Я очень даже не против твоего члена в заднице, но сегодня, прямо сейчас я пиздец, как хочу тебя трахнуть. Ни о чем другом думать не мог с тех пор, как ты у Ястребов выпрыгнул из штанов, там бы тебя нагнул и трахнул.

– Ну так вези меня уже в песок, – ответил ему Виту, глядя в глаза, но не дал завести машину, а поцеловал, жадно впившись в нижнюю губу и медленно со смаком ее отпустив. – Очень хочу, чтобы ты меня отжарил на горячем песке, не думая про всякую фигню.

– Договорились, – сказал Кастер и усмехнулся так задорно, будто его позвали поиграть в веселую игру.

Больше он не сомневался, разгоняя машину, выскакивая из тоннеля, и, маякнув Вильхару, что все в порядке, погнал машину вдоль скал к вулканьему килю – почему-то ему хотелось, чтобы над ними была эта огромная скалистая вершина: острая, как их чувства.

Говорить у них не получалось. Не хотели оба. Остановив машину, Кастер просто схватил Виту, закинул себе на плечо, а потом швырнул на горячий песок, наваливаясь сверху и жадно целуя.

Они срывали друг с друга одежду. Мокрые от пота тела тут же покрывались слоем мелких золотистых песчинок. Песок был даже на губах, но Кастер все равно целовал Виту не только в губы, но и в шею, рисовал на грязной от песка коже языком, и сам пьянел от этого безумия, а потом разводил его ноги, обнимал его и трахал, растирая прилипшие к телу песчинки в пыль, кусая губы, сжимая бедра, позволяя царапать собственные плечи, признаваясь в любви и ненависти, поражаясь, что пошлый, совсем развращенный Виту способен тихо стонать от удовольствия и, несмотря на жару, пристраиваться к нему поближе – не для того чтобы подразнить, а чтобы украдкой поцеловать в плечо.

После такого приятно было просто лежать голышом на песке, в темноте под черным небом и даже курить не хотелось. Молчать и жить, будто это не Пекло, будто эта ночь с ними навсегда.

Вернулись они, когда уже светало, но зато с едой, и за это никто не стал ругаться, что Кастер пропустил свое дежурство, и даже Берг не придирался к исцарапанной мелкими камнями коже у обоих, решив, что они могут творить, что хотят, если шкура им не дорога.

– Делайте, что хотите, – так, в сущности, он и сказал, уходя на дежурство и поручая Ярвана Мартину, как главному бездельнику клана.

Бездельником его прозвал Кастер, узнав, что очкарик наотрез отказывается браться за оружие и учиться стрелять.

– Я боюсь, а если я всех убивать начну? – лепетал он. – Я же того… идиот.

– Полный, – ругался Кастер, но заставлять его не стал, потому что бытовой работой завалить трусливого очкарика можно было всегда – вон за Ярваном присматривать, есть готовить, воду набирать, да мало ли чего еще.

Шеф тоже не собирался настаивать. Дел и без этого было полно. Кому-то надо было съездить за Тоби и Боби.

– Если эти черти еще живы, надо их к нам.

– Ну мы тут точно ни при чем, – сказал Кастер, пожимая плечами.

Он понятия не имел, где жили эти двое, знать их не знал и ехать, конечно же, не мог. На разведку в горы их тоже не взяли.

– Короче, просто охраняйте тут всех, – сказал Шеф, уходя с Лотаром, Вильхаром и Кирком.

– Всех – это калек, баб и немощных, – проворчал Кастер и получил подзатыльник от Виту, хотя все именно так и было.

Ярван, вроде живой, а все же слабый, был не то что бойцом, а даже собеседником дерьмовым. Ирон на ногах стоял и оружие взять мог, но время от времени его шатало, а вот Берг неожиданно начал хромать, как припадочный.

– Предлагаю дежурить вместе и, чтобы нескучно было, перебирать на посту двигатель, – прошептал Виту сразу после подзатыльника.

– Когда ты говоришь мне это в ухо, я хочу перебирать тебя, разбирать и собирать снова…

– Да бля! – в итоге орал Берг, в очередной раз едва не налетев на этих двоих, жадно целующихся прямо у входа в ангар. – Достали, – ругался он и ковылял прочь.

– Лучше бы в буре вздрочнул под порнуху, – фыркнул Кастер, неохотно отрываясь от Виту.

На дежурство они, конечно, ехали, но дежурили кое-как, то и дело целуя друг друга в плечи, в шею, в лямку майки, без всякого смысла, а то и вовсе проводя языком по какому-то из шрамов. У Виту он был один, на лице, он балдел от прикосновений к нему. У Кастера их было много – от пуль, от ножа, от какой-то херни, как говорил сам Кастер, не в силах уже вспомнить, откуда возникла та или другая бугристая полоса на загорелой коже. Он вздрагивал от таких поцелуев, иногда ругался, строил недовольные рожи, но потом все равно лез целоваться и даже кусаться.