Владислав Конюшевский - Попытка возврата [Попытка возврата. Всё зависит от нас. По эту сторону фронта. Основная миссия]

Ага! Возле сарая шевельнулась трава и появилась Бахина физиономия. Ну, приступим к веселью! Шибздик закончил возиться с лошадью и, смеясь, хвастался, как он ловко мордовал пацаненка. Хотя и самому на вид было лет пятнадцать, не больше. Ну да если взял оружие — ребенком уже считаться не можешь. Пленного парнишку они бы точно не пощадили, и теперь, указав Лехе на цель, я тоже взял крысеныша на прицел. Пук! Пук! Как там, в виденном мной плакате было написано — снайпер бьет издалека, но всегда наверняка! Мы, правда, били всего с тридцати шагов, но то, что наверняка, — это точно. Показав Абаеву на соседний дом и выставив три пальца, дал отмашку. Кивнув, он скользнул к крыльцу. Мы же подскочили к командирской хате. Я к двери, а Пучков к дальнему окну. Постоял, прислушиваясь… Тихо, только из-за двери бубнеж доносится да звуки затрещин. Похоже, паны уже вовсю приступили к допросу пленных. Желательно, конечно, чтобы все они в одной комнате были, но тут уж — как получится. Быстро достав гранату, выкрутил запал и, отломав взрыватель, вкрутил его обратно. Вытащив кольцо, взял в одну руку пистолет, в другую гранату и, выдохнув, спокойно и без криков открыл дверь. Сделав два быстрых шага по сенцам, вошел в комнату. За столом сидел командир и еще один мужик. В углу на лавке — пацанчик с разбитой физиономией. Длинный хлопец держал за шиворот старика, а еще один, видимо, его лупил, но, увидев меня, так и замер с поднятой рукой. Биомать! Еще одного не хватает… девчонки — тоже нет. Но все равно — работаем, отступать поздно! Я широко улыбнулся и со словами: «Здоровеньки булы, друже провидник!» — катнул на стол лимонку.

Со звоном отскочил рычаг, и в гранате хлопнул боек. Главный мельниковец обладал завидной реакцией. Пока все заторможенно пялились на катящийся кругляш гранаты, он очень ловко успел нырнуть под стол. Как будто всю жизнь тренировался. Пук, пук, пук! Трое националистов с дырками в башке повалились на пол. Фу! Длинный гад мозгами всю побелку забрызгал. Быстро присев, еще раз нажал на курок. Прыткий начальник так и остался лежать там, куда спрятался. Дзинь! Пук! В соседней комнате звякнуло стекло. Сделав два шага и опять присев, на секунду глянул туда. Последний, пятый, лежал на полу. Это уже Леха постарался. Завалил мордастого прямо через окно. Девчонка сидела в углу, на сундуке, и круглыми глазами смотрела на меня.

— Свои красавица, свои. Не бойся и сиди тихо.

Красавица, отсвечивая фингалом, кивнула, а я, выскочив из комнаты и сказав то же самое деду, рванул на улицу. Торопился зря. Там уже все было кончено. Абаев с Пучковым осматривали сараи. Во блин… Дольше сомневался, чем у нас вся операция по времени заняла. И трех минут с первого выстрела не прошло. Вот что значит школа! Тут вместе с телегой и ранеными подрулил Игорь. Он нас своей винтовкой издалека подстраховывал, а увидев, что мы спокойно ходим по хутору, тоже присоединился. Подойдя к телеге, убедился, что это действительно два наших летчика. Те уже малость одыбались и, поняв, что передача их немцам отменяется, были очень разговорчивыми. Мои прикидки оказались правильными. Их «пешку» подбили, стрелок-радист погиб, а они выбросились над лесом. Причем крайне неудачно. Штурман сломал себе ногу, а командир ребра. Насколько могли, уковыляли с места приземления. А на третий день неудачливых парашютистов подобрал дед. До его избушки, стоящей где-то в лесу, было далеко, и дедок сходил за лошадью. Вот на обратной дороге их и перехватили мельниковцы. Причем совершенно неожиданно. Летуны даже выстрелить не успели. До недавнего времени, как сказал умывшийся возле колодца дед, этих перцев здесь не водилось. Вообще старик производил странное впечатление. При разговоре бубнил, шамкал, такие слова употреблял, что я и не слышал. Однова, надысь. В общем пень — пнем, но вот острый взгляд, иногда мелькавший из-под густых бровей, заставлял насторожиться. Что именно неправильно было в этом дедке — пока не понял, поэтому просто задавал вопросы.

— И куда же ты их, уважаемый, потом хотел девать?

— Ну дык, подлечились бы малость у меня, не в лесу же увеченных бросать, не по-христиански это, да и ушли бы с богом.

— А ты что — доктор?

— Господь с тобой, мил человек! — Старик аж руками замахал. — В лекарстве совсем не понимаю, но вот лубки поставить смог бы. Хоть какая-то помощь страждущим.

Ну, в принципе логично все объясняет, только что же так внутри свербит. Какое-то несоответствие есть, но я его не могу увидеть. В этот момент вмешалась девчонка:

— Деда Савелий! Ну что же вы так! Это же наши — советские!

Старик досадливо мотнул головой, а я вдруг понял — осанка! Он при разговоре старательно горбился, но иногда разворачивает плечи и совершенно перестает быть похожим на забитого пахаря. Чисто на интуиции спросил:

— Вы, похоже, из бывших?

Дед, плюнув на маскировку, выпрямился и, глядя в глаза, ответил вопросом на вопрос:

— А это что — до сих пор преступление?

— Да нет. — Я пожал плечами. — Просто сначала не понятно было, кто вы такой. Чувствовал неправильность в поведении, вот и спросил. Ну а теперь все ясно. Так что остается последний вопрос — так как мы не сможем раненых взять с собой, у вас есть надежное место, чтобы их укрыть?

— У меня и укроем. Там их сам черт не найдет. На этих-то, — он кивнул на трупы, — мы случайно нарвались, когда я решил по дороге проехать, чтоб увечных не растрясти.

— Понятно… ну тогда разбегаемся. Мы и так время потеряли. Так что спасибо вам и удачи!

Махнув рукой, дал своим ребятам команду выдвигаться. Дед тоже пожелал:

— Ну и вам счастливо добраться.

После чего повернулся и пошел к летчикам. Пацанчик, который был с ним, времени даром не терял, закидывая в телегу трофейные винтовки, собранные у убитых. Надо же — не боится покойничков, хотя совсем малец. Или насмотрелся уже?.. Мы отошли шагов на сорок, когда старик меня окликнул:

— Эй, командир! Погоди!

Я остановился и увидел, что он бодрой рысью бежит ко мне. Подбежал, даже не запыхавшись, и начал говорить:

— Вот что, командир, я понял — вы действительно свои. А то ведь по этой форме пятнистой и не понять ничего. Националисты же между собой рубятся, только головы летят. Так что, когда вы панов перестреляли — это для меня еще не показатель был. А вот когда нас живыми оставили и уходить собрались, точно убедился.

Дед немного помялся и продолжил:

— Те ребятишки, что со мной, — Петька да Татьяна, они ведь ко мне еще в сорок первом прибились. Мать у них под бомбежкой погибла, вот я и подобрал сирот. А отец их — комдив Игнатьев. Ну, это в сорок первом он был комдив, а сейчас, если живой, то уже, глядишь, и до больших ромбов дослужился.

— До звезд, дед. Ромбов-то уже полгода как нет. Погоны мы носим. Старик запнулся и недоверчиво спросил: