Владислав Конюшевский - Попытка возврата [Попытка возврата. Всё зависит от нас. По эту сторону фронта. Основная миссия]

— Так точно! Пацана Петькой, а девчонку Таней. На вид лет двенадцать мальчишке и шестнадцать девушке. А про мать они сами сказали…

— Пятнадцать Танюше должно быть…

Колычев закурил и замолк, глядя в стену. Ни фига себе! Он-то их откуда знает? И, видно, хорошо знает, вон как расчувствовался. Но долго удивляться у меня не получилось. Через несколько секунд командир, с силой вмяв окурок в пепельницу, встал. Глянув на меня какими-то шальными глазами, сказал:

— Мама у них — сестра моя… А с отцом мы еще с Гражданской… — и, махнув рукой, продолжил: — Значит, так. Сегодня — отдыхать. Завтра пойдешь обратно — подготовишь все к встрече самолета…

Не дав договорить, довольно невежливо перебил начальство:

— Там Абаев с рацией. Он и подготовит. Так что можно хоть сегодня лететь. Мы именно этот вариант с ним обговаривали. Вы не волнуйтесь, Иван Петрович. Вытащим их без шума и пыли.

Я улыбнулся, пытаясь подбодрить полковника, а то он уж очень сильно подпрыгивал. Таким взволнованным его крайне редко видел, поэтому вид начальства, находившегося в полном раздрае, был непривычен и даже где-то пугал. Но Колычев не успокоился, а наоборот, приблизившись вплотную и ухватив меня за портупею, истово сказал:

— Вытащи их, Илья. Постарайся. Я знаю — у тебя получится. Этих детей два года назад уже похоронили. И я, и Вовка Игнатьев. Сделай так, чтобы второй раз хоронить не пришлось.

Отцепив Колычева от ремней, силой усадил на стул. Потом, достав из ящика флягу, набулькал командиру в стакан.

Блин! Бразильские страсти. Дон Хуан вышел из комы и нашел троюродного племянника внучатой бабушки! Хотя так ерничаю, чтобы отвлечься. Самого пробрало… Насколько знаю, у командира семьи не было. В смысле жены и детей. Про других родственников никто ничего не слышал. А тут вдруг такое… Майор Миляев, старший у наших радистов, как-то упомянул, что полковник всю родню в июне сорок первого потерял. И больше никаких разговоров на эту тему не велось. Сейчас, выходит, я своим докладом большую часть родственников ему возвратил…

А потом Иван Петрович рассказывал. Как из Кобрина эвакуировались семьи комсостава. Как под Барановичами вырвавшемуся на полдня Игнатьеву показали разбитый эшелон и братские могилы. И как он нашел выжившую с этого эшелона, которая и показала, в каком месте похоронена его жена. Она же сказала, что сына собирали по кусочкам, потому что фугаска попала прямо в их вагон, а дочку так и не нашли. Только вот это были не его дети… Я-то с ребятишками поговорил. Их успели во время налета в окно вытолкнуть, благо поезд еще стоял. А вот мать выскочить не успела… Давка и паника очень сильные были. Потом они ходили, ее искали, но так и не нашли. После их запихнули в следующий поезд, но и его разбомбили на другой день. Железной дороги ребятишки стали бояться и пошли пешком, вместе с основным потоком беженцев. А потом идти стало некуда — всюду были немцы. Через две недели их, голодных и простуженных, подобрал Окунин… Мы просидели с командиром до самой ночи. Я его понимал — радость, она как и горе, сильно выбивает человека из колеи и хочется, чтобы в это время был кто-нибудь рядом…

А на следующий вечер мы уже торчали на аэродроме. К эвакуации все было готово. Ли-2 прогревал моторы и, заняв места, я смотрел, как Колычев, придерживая фуражку, махнул рукой на прощанье. Блин! И чего он сам приперся? Тем более руками машет— примета плохая. Суеверно сплюнув, оглядел пассажиров. Помимо меня летел врач, два раненых и шестеро из террор-группы Грома. Невидимок, как наши группы фрицы обзывали, взяли для подстраховки. Мало ли как жизнь повернется… Хотя ночью — все было нормально. Связались с Бахой и передали, чтобы сегодня ждал гостей в условленном месте. Ответ от него пришел правильный, и подлян от сегодняшнего полета не ожидалось. Но плевал я впустую… Примета началась сбываться еще в воздухе. Сначала долго не могли найти точку приземления. Потом наконец увидели костры. Два и три. Два в начале поляны и три в конце. Приземлились вроде нормально, только трясло так, что доктор прикусил язык и теперь шипел, как змея, не в состоянии даже ругаться. Только самолет остановился, бойцы вывалились в темноту и разбежались к деревьям, контролируя обстановку. Спрыгнув тоже — огляделся… Ну и где наша гоп-компания? Ага! Увидев Абаева, который вместе с дедом помогал идти летчикам, с облегчением выдохнул. Таня подпирала летуна с другой стороны, помогая Окунину, а Петька вприпрыжку бежал к самолету, который, взрыкивая двигателями, разворачивался, подскакивая на неровностях поляны. И тут ударила первая очередь, а потом лес взорвался стрельбой. Баха споткнулся и начал заваливаться на раненого летчика. Епрст! Это еще что за херня?! Откуда здесь немцы?! Рванул к упавшему Абаеву, которого уже летун пытался тянуть на себе. Подскочив к ним, взвалил на себя обоих и, рыча от напряжения, поволок к самолету. Успел даже рявкнуть:

— Быстро, быстро в самолет! Трах-тарарах!

Закинул в люк ношу и помог залезть остальным, когда стало еще хуже. Хотя вроде куда уже? Но как выяснилось — было куда. Пока бойцы Грома держали тыл и фланги, хитрожопый фрицевский пулеметчик пролез дальше и теперь садил длинными со стороны дальнего конца поляны. Сука! Ведь теперь самолет не взлетит. То есть если и взлетит, то с нашинкованными пассажирами на борту. Поэтому крикнув сунувшемуся штурману: «На взлет давай!» — подхватил автомат и побежал к пульсирующему под кустами огоньку, на ходу ведя огонь. Главное этого гада отвлечь, заставить на меня свое внимание обратить, как на непосредственную угрозу. За спиной взревели моторы, а этот хмырь все продолжал долбить по самолету. Ну, падла, держись! Упав на колено, задержал дыхание и короткими очередями начал прицельно гасить пулемет. Вроде получилось! MG заткнулся, и самолет, обдав сильным порывом ветра, пронесся мимо меня. А за спиной начали бухать гранаты. Я же продолжал бежать к пулеметной точке. Мало ли почему она замолчала? Может, просто заклинило и в следующую секунду в упор влепит по все более редко подпрыгивающему самолету. Нет, не заклинило… Два фрица лежали рядышком и не жужжали. Дав каждому по контрольке — на фига мне нужны внезапно ожившие враги за спиной, — подхватил пулемет с лентой и по краю деревьев порысил в сторону боя. Неожиданно на поляну выскочило человек десять фрицев. Меня они не видели, и поэтому, сразу упав, дал длинную очередь по эффектно подсвеченным кострами силуэтам. Ага! Забегали сволочи! Тут от противоположного края по мне ударило штук пятнадцать стволов. Воздух сразу стал плотным и горячим. Блин! Что-то до хрена их там. Бой постепенно стал смещаться влево. Похоже, Гром, убедившись, что самолет благополучно улетел, начал сваливать сам. А ведь я его не догоню… Для этого придется пересечь всю поляну, а это нереально. Шлепнут моментом. На фиг, на фиг! Буду уходить в индивидуальном порядке. Дав еще одну очередь по зашебуршившимся немцам, сунул под сошку пулемета гранату с выдернутым кольцом и длинными прыжками рванул в глубь леса. Только вот на третьем прыжке за спиной рвануло и удар в бок сразу заставил перейти с грациозных прыжков на неприличную кособокую рысь. Это что же — немчура на расстояние броска гранаты подобраться успела? Почему тогда сзади в затылок не дышат? Где молодецкие крики погони, почуявшей подраненную дичь? Криков не было… А до меня стало доходить, что я сам себя перехитрил. Это моя граната рванула. То ли просто сошка пулемета соскочила, то ли в него пуля ударила (стреляли-то в меня густо), но вот очередная подляна закончилась практически самоподрывом. Елки-моталки, ну я и тормоз! Башкой надо было думать, прежде чем этот гадский пулемет минировать. Ссссс… а вот и больно стало. Бок постепенно становился липким. Но сейчас не до него. Пока еще можно и боль достаточно терпима — надо бежать. Бежать… бежать… Проскочил по нескольким ручьям, даже нашел силы в одном месте пролезть по деревьям через густой валежник. Правда, он меня и добил. В голове сильно шумело и становилось понятно — надо остановиться и перевязаться. Тем более отскочил уже достаточно далеко, и погони не слышно. М-да… темно, но вот на ощупь какая-то дырка большая получается. Как ножом бочину вспороло. И внутри похоже что-то есть. Что-то постороннее ощущаю. Но пока не до этого. Насколько мог, замотался и побрел дальше. Пару раз терял сознание от большой кровопотери. Но упрямо поднимался и шел в никуда. А когда уже начало светать, под ногами захлюпало. Похоже, пришел. Причем пришел в болото. Размеры его были непонятны — поднимался туман, но по хоровому кваканью оценил его размеры как большие. Вот зараза! Не понос так золотуха! Как же его обходить-то? И тут услышал далекое гавканье. Вопрос с обходом болота отпал сам собой. Какой на фиг обходить?! Мне в нем, похоже, скоро топиться придется. Срубив ножом подходящую осинку, сделал из нее слегу и с кряхтением пошел прямо в туман, разгоняя ряску и поднимающиеся тучи комаров…