Кристофер Паолини - По ту сторону звезд [litres]

Нильсен хохотнула:

– Если бы.

Она подула на чай и сделала долгий глоток.

По-прежнему нервничая, Кира снова села на стул и внимательно посмотрела на первого помощника:

– Не хотите рассказывать?

– Не особенно.

Повисла неловкая тишина. Кира тоже сделала глоток чая. Ей хотелось надавить на Нильсен посильнее, но она понимала, что этого делать не стоит.

– Вы видели, что мы обнаружили в этой системе? Просто потрясающе. Мы будем изучать ее веками.

– Если нас не уничтожат.

– Вот именно – «если».

Нильсен всматривалась в Киру поверх чашки резким, воспаленным взглядом.

– Знаете, почему я согласилась на это путешествие? Я могла бы не уступать Фалькони. Если бы я захотела, я бы даже смогла убедить его отказаться от предложения Акаве. Он прислушивается ко мне, когда речь заходит о таких вещах.

– Понятия не имею, – призналась Кира. – Почему?

Первый офицер указала на голограмму детей на столе:

– Из-за них.

– Это вы с братьями?

– Нет. Это мои дети.

– Не знала, что вы замужем, – удивленно сказала Кира.

– Мои внуки, по правде говоря.

– Шутите! Правда?

Нильсен чуть улыбнулась:

– Я слегка старше, чем выгляжу.

– Никогда бы не подумала, что вам делали инъекции стволовых клеток.

– Вы имеете в виду мой нос и уши? – Нильсен дотронулась до своего лица. – Я сделала операцию около десяти лет назад. Так принято там, где я жила.

Она посмотрела на окно в дополненной реальности, и взгляд ее стал отстраненным, словно она видела отнюдь не облака Венеры.

– Полет сюда, к Жукхе, – единственное, что я могла сделать, чтобы защитить семью. Вот почему я согласилась. Просто я жалею… Ну, сейчас это уже неважно.

– О чем жалеете? – мягко спросила Кира.

Нильсен погрустнела и вздохнула:

– Я не поговорила с ними до того, как мы отправились в полет. Кто знает, что будет, когда мы вернемся.

Кира хорошо понимала ее.

– Они живут в Солнечной системе?

– Да. На Венере и на Марсе. – Нильсен поковыряла пятнышко на ладони. – Дочь все еще на Венере. Возможно, вы видели в новостях, недавно медузы атаковали ее. К счастью, моя дочь живет далеко от места нападения, но…

– Как ее зовут?

– Янн.

– Уверена, что с ними все будет в порядке. Возможно, в Солнечной системе сейчас безопаснее всего.

Во взгляде Нильсен отчетливо читалось: «Не вешай мне лапшу на уши».

– Вы видели, что произошло на Земле. Не думаю, что хоть где-нибудь сейчас безопасно.

Пытаясь отвлечь ее, Кира спросила:

– Как же вы оказались на «Рогатке», так далеко от семьи?

Нильсен рассматривала блики в чашке:

– По многим причинам. Издательство, где я работала, объявило о банкротстве. Новое начальство уволило половину сотрудников, отменило пенсии. – Нильсен покачала головой. – Двадцать восемь лет я работала на них, и все пропало. Потерять пенсию – уже не сахар, но я потеряла и медицинскую страховку, а это проблема с учетом того, что у меня… хм… кое-какие сложности со здоровьем.

– Но разве…

– Конечно. Основные услуги гарантированы гражданам без судимостей и задолженностей по кредитам. Иногда бывают даже исключения. Но мне мало основных услуг.

Нильсен искоса посмотрела на Киру.

– Наверное, вас интересует, чем я больна и не заразна ли.

Кира подняла бровь:

– Ну, полагаю, Фалькони не пустил бы вас на борт, если бы внутри вас жили какие-нибудь плотоядные смертоносные бактерии.

Нильсен почти что рассмеялась, а затем прижала руку к груди и скорчила страдальческую гримасу:

– Все не так страшно. По крайней мере, для окружающих.

– Вы… То есть… Это смертельная болезнь?

– Жизнь – это смертельная болезнь, – сухо сказала Нильсен. – Даже со стволовыми клетками. В конце концов энтропия всегда побеждает.

Кира подняла чашку:

– Ну что ж, тогда выпьем за энтропистов. Пусть они найдут способ обратить вспять распад всего с течением времени.

– Да, я наслышана.

Они чокнулись.

– Впрочем, не могу сказать, что перспектива вечной жизни меня привлекает.

– Не согласна. Было бы неплохо иметь какой-то выбор на сей счет.

Нильсен вновь глотнула чаю, помолчала и сказала:

– За болезнь я должна сказать спасибо родителям, хотите верьте, хотите нет.

– Почему?

Первый помощник потерла лицо, и было ясно видно, насколько сильно она истощена.

– Они хотели как лучше. Людям это свойственно. Они просто забыли старую пословицу по поводу благих намерений и дороги в ад.

– Довольно циничная точка зрения.

– Так я сейчас настроена весьма цинично. – Нильсен вытянула ноги на кровати. Казалось, даже это причинило ей боль. – До моего рождения законы о генной модификации были не такими строгими, как сейчас. Мои родители хотели дать своему ребенку – мне – все мыслимые преимущества. Какие родители этого не хотят?

Кира мгновенно уловила суть проблемы.

– О нет.

– О да. Поэтому они напичкали меня всеми мыслимыми генами, повышающими интеллект, включая несколько искусственных, которые тогда только-только изобрели.

– Успешно?

– Мне никогда не приходилось пользоваться калькулятором, если ты об этом. Однако появились и непредвиденные побочные эффекты. Врачи не вполне уверены, что именно произошло, но часть модификаций возбудила мою иммунную систему – как будто завыл сигнал падения давления в пробитом куполе облачного города.

Выражение лица Нильсен стало сардоническим.

– Таким образом, я могу подсчитать в уме, как быстро выходит воздух, но ничего не могу сделать, чтобы не задохнуться. Образно говоря.

– Совсем ничего? – спросила Кира.

Нильсен покачала головой.

– Врачи пытались устранить генетический конфликт с помощью ретровирусного лечения, но… вот и все, что они могут сделать. Генная модификация изменила ткани здесь. – Она постучала себя по голове. – Если их уничтожить, извлечь или даже генетически отредактировать, это убьет меня или нарушит мою память и разрушит личность. – Ее губы скривились. – Легкая ирония судьбы. Ничего особенного.

– Я вам сочувствую.

– Так бывает. Я не одна такая, хотя большинство подобных мне не дожило до тридцати. Пока я принимаю препараты, все не так уж плохо, но иногда… – Нильсен поморщилась. – Иногда препараты почти ничем не помогают.

Она подложила за спину подушку. В ее голосе звучала горечь мышьяка.

– Когда твое тело тебе не принадлежит, это хуже любой тюрьмы. – Она метнула взгляд на Киру. – Вы должны меня понять.

Кира хорошо понимала ее – как и то, что долгими раздумьями делу не поможешь.

– Что случилось после того, как вас уволили?

Нильсен разом допила остатки чая и поставила пустую чашку на край стола.

– Стали копиться неоплаченные счета, и… ну, мой муж, Саррос, меня бросил. Я его не виню, но мне пришлось начать все сначала в шестьдесят три года. – Ее смех грозил расколоть стекло. – Никому такого не пожелаю.