Юрий Нестеров - Профессионариум. Антология фантастических профессий [сборник litres]

Эксперт вывернулся, потёр руку.

– Нос свой не суй, куда не надо, техподдержка. Сын у меня.

С людьми всегда трудно. Труднее. Тот, кто их когда-то спрограммировал, был мужик с фантазией. Вроде и видно, что сбоит, глючит, подвисает, когда не надо, а поди разберись, что и как. Самотравмирующаяся нейросеть.

Подошли к медмату.

– Я не подниму. У меня грыжа позвоночная, – сказал Удалов мрачно.

– Ничего, – ответил Ковалёв, осмотрел пациента. Питание вроде не повреждено. – Стул дадите?

– Стул дам.

Следователь ушёл, вернулся с двумя предметами, ни один из которых стулом вполне не являлся: нелепо запаянный в полиэтилен табурет и какой-то металлический ящик. Возможно, вывернутый из самого медмата в процессе «снятия пальцев и образцов».

Удалов поставил ящик на попа и уселся, вытянув долгие ноги. Подпихнул поближе табурет.

– Он из-за плёнки хрустит противно, но зато, если что брызнет… физиологического, можно отмыть.

Ковалёв подключил медмат к розетке, сел на стул, сложил на коленях руки.

– И что? – спросил Удалов, поёрзав.

– И ждём, пока на минимум зарядится. Если, конечно, ваши криминалисты не повредили систему электропитания.

– Вы решили, что ли, что это наши его так разобрали? Вы дело-то читали вообще? Открывали папку, что я прислал?

– Не читал. Но намеренную порчу медицинского автомата осуждаю.

В голосе следователя слышалось столько раздражения, что на лицо можно было не смотреть. Все эмоции и так читались легче лёгкого. Поэтому Ковалёв сел, уперев руки в колени, уставился в помаргивающий датчик уровня зарядки аккумулятора.

Следователь скривился, постучал себя длинным как у орангутана пальцем по лбу.

– Развелось спецов. Букв не знают. Была попытка убрать свидетеля. Опера успели, когда они всё вырвали и хотели для верности по медмату из гранатомёта жахнуть. Каково, а?

– Ну и жахнули бы, – пожал плечами. – Скорее всего, самим бы так прилетело, что никого судить бы не пришлось. Только в мешок собрать. У этой штуки мозги очень хорошо упакованы.

– Вы в суде-то выступали хоть раз, Ковалёв? – Следователь вскочил, прошёлся вокруг медмата, стараясь не глядеть в сторону спеца из техподдержки.

– Сергей Викторович, если вас не затруднит.

– Уже выступали в суде как технический свидетель, гражданин Ковалёв? – съязвил Удалов.

– Выступал.

– Ну, хоть что-то.

Медмат ожил, задвигал обрубками манипуляторов в гнёздах, так что оборванные провода зашевелились.

На мониторе состояния замигали красные строчки: нет связи с диспетчером, нарушена герметичность операционной зоны, датчики ложемента не отвечают, манипуляторы не отвечают, отсутствие необходимого количества лекарств, а именно…

Голосовой пароль при свидетелях вводить запрещено. Запихнул оцелофаненный табурет внутрь запрокинутой кабинки, пробежал пальцами по панели управления, вводя номер личного жетона, шаркнул ладонью по сканеру, удостоверяя личность. Запросил доступ к данным о пациенте.

– Имя.

– Левонтян Сюзанна Львовна, две тысячи тридцатого года рождения, – подсказал Удалов.

Мелькнула мысль, что папу этой Сюзанны звали Лев Левонтян, и ему, наверное, в школе приходилось нелегко. Смешно, если отчество у него Леонтьевич. Не имя, а скороговорка получится. А дочку можно было бы и Алевтиной назвать. Алевтина Львовна Левонтян. Алё, Алевтина Левонтян?

Лёгкая смешная мысль словно налетела на невидимую стену, растрёпанная, упала куда-то в солнечное сплетение, скрутило живот. Медмат вывел на монитор картинку. В лиловой полутьме на ложементе скорчилось то, что осталось от пациентки.

– Девушка выжила?

– Думаете, если б она сама могла свидетельствовать, мы бы вас позвали?

Медмат вежливо сообщил, что на получение и просмотр записи работы медмата с пациентом требуется согласие его родственников в том случае, если пациент не может сам дать согласие на доступ к личной информации.

– Код судебного распоряжения, пожалуйста…

Удалов уставился на панель управления, выпучив глаза, словно деревянный болван на языческом капище, пожевал губами.

– Нету.

– Что – нету?

– Родни у неё нет. И судебного распоряжения нет… пока.

– А что есть? – Ковалёв повернулся на табурете, скрестил руки, чтоб сразу понятно было: никакой партизанщины и робингудовщины, не станет он вскрывать мозги медмату ради торжества правосудия, если на то нет необходимых разрешений и постановлений.

– Есть подозрения, что… в общем, не знаю, как вообще такое возможно, но наши эксперты предполагают, что в момент смерти девушки медмат мог сделать слепок её личности и загрузить себе в память.

Удалов не знал, куда деть длинные руки и, казалось, сам меньше стал, настолько ему было неловко.

– Вам в детском саду вместо мультиков «Секретные материалы» крутили? – Смотреть, как мается следак, было забавно, но куда интереснее – вглядеться в картинку на экране, строчки аварийных запросов. На первый взгляд, ничего нет, но если попробовать зайти не как простому спецу техподдержки…

– Да я понимаю, что тупо звучит, но девчонка, короче, была очень ценным свидетелем и знала кое-что, а сказать не успела. Посадить мы их и так посадим. Тут другое. Террористическая угроза, в общем. Акт готовится.

– Прям вот акт? – усмехнулся Ковалёв, поскрёб бороду.

Да, это уже интереснее. Попытка спасти человека, когда тело спасти невозможно. Что-то новенькое.

– Хватит издеваться. Серьёзно всё. На дни счёт идет. Но уж очень… странная штука получается. В общем, мне нужно её допросить. Получается, как бы в присутствии специалиста… – Удалов прокашлялся. – А вы ну… мне сказали, вы специалист?

Последняя фраза прозвучала вопросом. Труда стоило не рассмеяться.

– Я-то? Специалист. И тэ дэ и тэ пэ. Я ж говорил.

– Так это… Я тогда к допросу свидетеля всё готовлю, да?

– Готовьтесь. Мне допуска хватит. Только принесите нормальный стул. Нет тут никаких физиологических жидкостей.

«Ы.»

«Сюзанна. Сюзанна, вы здесь?»

«Ы. Ы. Ы.»

«Сюзанна?»

«Отпустите. Ы. Ы. Я ничего не скажу».

– А мы можем вывести на большой монитор то, что она пишет? – заглядывая через плечо, потребовал Удалов.

– Она не пишет. Искусственный интеллект медмата вербализует то, что она думает. Если, конечно, это можно назвать мыслями. Скорее, он превращает в слова сигналы, которые передаёт та часть личности вашего свидетеля, которую медмат смог интегрировать в свою систему.

Сидел, сгорбившись, в гнезде опрокинутого медмата, вглядываясь в монитор. Удалов своим нервозным бормотанием сбивал с мысли. Медмат выдавал своё «ы». Или «ы» Сюзанны.

Есть там вообще кто-то, кого можно было бы назвать человеком? Возможно, интеграция привела к тому, что искусственный интеллект пытается имитировать личность Сюзанны. Выводит на экран её последние слова.