Юрий Нестеров - Профессионариум. Антология фантастических профессий [сборник litres]

– Кирилла Карманенко, – железным голосом, насмешливо-горько блестя глазами, ответил он, – считают самым нечестным, самым легко покупаемым судьёй Борзунга. Но бывают дела, когда против улик не пойдёшь. Ты была слишком неосторожна в доме главного архитектора.

– Так вот кто это был… А я-то думаю: какая безвкусица весь его особняк. Неудивительно, что город выглядит как разномастный свинарник.

Кирилл хмыкнул.

– И как ты умудряешься шутить сейчас?..

– Так ведь и ты пошутил. Не было никаких особых доказательств. Не ври, что я наследила у архитектора. Ты мог повернуть это дело, как хотел. Если бы хотел…

– За мной наблюдали, Рамина, – тихо ответил он. – Я не мог сделать ничего. К тому же теперь я совершенно неподкупный судья… Удивительно, что такой картридж не выдают вместе с удостоверением.

Рамина молчала.

– Я не мог ничего сделать, – повторил он. – Единственное, что в моих силах… Я…

Кирилл быстро дотронулся до её руки, зацепив буханку хлеба. Она едва не упала. Рамина подхватила её и встала из-за стола.

– Ну… прощай?..

– Удачи, – пожелал он и суетливо вышел.

…В глухой предрассветный час Рамина разломала буханку надвое. В хлеб был запечён томик Державина. Она с недоумением раскрыла книгу, но вместо поэм под обложкой оказался флакон духов.

– Да что за ерунда… сентиментальщина…

Когда Рамина замахнулась, чтобы швырнуть его об пол, заметила – он слишком тяжёлый. Ложится в руку точно как её собственный, что остался в раскуроченной обыском квартире. Но… слишком тяжёлый.

Она поднесла флакон к лицу – точь-в-точь как картридж почти сутки назад – и разглядела внутри твёрдый, тёмный, со слегка искажёнными контурами брусок. «Ловкость», разобрала она.

…Из двадцати слотов у Рамины Маус были заполнены только девять. Она замедлила десятки сердец, но своё не останавливала никогда.

Легла на жёсткую кровать. Вдохнула. Подумала: жаль, нет никакого льда. Ну, ничего. Кое-как сгодится холодный флакончик.

Правой рукой она сжала пахнущий «Букетом императрицы» картридж, левой осторожно провела по шее, словно репетируя жест…

Кирилл выбрался с работы только под утро. Усевшись в первом, почти пустом, холодном и трескучем троллее, он развернул на экране новости – лишь бы заглушить хаотичные, колючие мысли.

«При попытке побега была застрелена осуждённая накануне женщина с крайне редкой профессией – воровка картриджей».

«Фу, как длинно для заголовка», – ввернула редакторская жилка, прежде чем до Кирилла дошла суть фразы.

Он медленно убрал телефон подальше. Нахохлился. Едва не проехал свою станцию. Чувствуя, как тело наливается чугунной тяжестью, еле вытерпел бесконечный эскалатор до пятьдесят третьего этажа. Равнодушно скользнул по металлической шпильке, почему-то валявшейся у дверей. Вошёл. Размотал шарф, бросил на тумбочку папку с документами и протоколом вчерашнего заседания. Шагнул к кровати.

И остолбенел.

Поверх одеяла, накрывшись утащенным с кухни пледом, среди подушек и брошенного пальто, мирно спала Рамина Маус.

Мороз щипал за уши всё чувствительней. Игорь подумал, что шапка бы не помешала. Но это было бы не круто, потому что Ведерин всегда носил зимой шапку, а он не собирался сейчас хоть чем-то походить на этого прихвоста. Серёга был тоже без шапки, а Миха, увидев их, сразу сдёрнул и сунул за пазуху свою чёрную вя́занку. Теперь он явно об этом жалел, то и дело потирая уши.

– Слышь, Коротов, мы долго будем ждать? – не выдержал первым Серёга. – Может, он дома давно? Жопу свою хвостатую греет, а мы тут…

– А ты замёрз, да? – зыркнул на него Игорь. – Ну так вали, тоже грей свою жопу! Может, она и у тебя с хвостом?

– Короткий, ты думай, что лепишь! – зашипел сквозь зубы Серёга. Но его возмущение было обычной рисовкой; промолчать, когда назвали прихвостом, отстойно, тем более при свидетелях.

Но и «свидетелю» Михе морозить уши и прочие части тела надоело. Из них троих он был самым «домашним», и если бы не боязнь оказаться в изгоях, вряд ли бы он тут вообще появился. Да и дружба с Игорем дорогого стоила. Только он и в самом деле сильно замёрз – вот-вот достанет и напялит шапку. А пока всего лишь сказал, а точнее, как обычно, проныл:

– Ну а ты точно его видел? Может, это не он к твоему бате ходил? А мы тут ждём…

– Ещё раз, для непонятливых, – сказал Игорь, которому от холода не удалось как следует разозлиться. Лучше повторить то, что уже говорил: пока треплешься, про дубак забываешь. – К моему бате приш ёл отец Ведра, это его я успел заметить. Но Ведро за ним тоже зашёл, я слышал их бубнёж. Что, я его голос не узна́ю?

– А вдруг они… – продолжил ныть Миха, но Игорь оборвал его уже более резко:

– Просто так пришли, на купировщика позырить?.. Давай я тебя к нему отведу, хочешь?

Миха попятился.

– Не!.. Я так… Ты чего?

– Но он ведь его не резал? – не обращая внимания на лопочущего Миху, спросил Серёга. – Ты говорил, они быстро ушли. Может, у Ведра и нет хвоста?

– Вы что, дебилы?! – наконец-то всерьёз разозлился Игорь. – Я ещё раз спрашиваю: хотите, я вас к бате отведу? Просто так, блин, узнать о трудностях работы купировщика? Профессия редкая же – один на сто тысяч… Или лучше не надо, вдруг купировщик хвост учует? Вдруг он только-только начинает расти?

– Лучше не надо… – попятились теперь оба парня.

– Тогда лучше не надо гнать пургу! Если кто-то пришёл к купировщику, значит, у него есть хвост. А если ушёл быстро, значит, купировщик учуял, что резать хвост бесполезно – вырастет новый. Хотя по мне без разницы, вырастет или нет: если он у тебя был – ты всё равно прихвост, всё равно обезьяна! Понятно вам?!

– Понятно, – шмыгнул носом Миха. А Серёга вдруг воодушевился:

– А вот мы сейчас сами узнаем, есть у Ведёрка хвостик или нет. Правда, Ведёрко?

Вышедший из-за угла дома худощавый парень в тёплой шапке-ушанке, увидев одноклассников, замер.

– Иди сюда, Ведро, – процедил Игорь.

– З-зачем?..

– Лучше сам иди. Или я тебе ногу сломаю, тогда понесём. Что выбираешь?

– Я с-сам, – закивал Толя Ведерин по кличке Ведро. – Я пойду, но… Что вы хотите?

Толя стал озираться в надежде на чью-нибудь помощь, но в наступивших декабрьских сумерках за отсутствием поблизости фонарей видно было плохо, да и времени ему не дали: Игорь подскочил, резким ударом сбил с головы шапку, вывернул руку, толкнул вперёд, в совсем плотную тьму подворотни.

Нет, это только при взгляде извне там казалось очень темно. На деле предвечерний свет добирался и сюда. Его было достаточно, чтобы видеть озлобленные лица одноклассников, а ещё… блеснувший в руке у Игоря Коротова нож.

– Снимай штаны, – сказал Игорь.