Джо Аберкромби - Море Осколков: Полкороля. Полмира. Полвойны

— Ты предлагаешь мне жизнь, отец Ярви?

— Поскольку она в моих руках, я думаю, да. Лучшего применения ей я, по крайней мере, не вижу.

— Угу.

И Мать Скейр заломила бровь:

— Какая замечательная приманка. И никакого крючка внутри, правда?

Ярви тоже наклонился к решетке, так что их лица разделяло не более фута:

— Мне нужны союзники.

— Против Верховного короля? Каких союзников я могу тебе привести?

— В нашей команде есть ванстерец. Хороший парень. Гребет хорошо. И в щитовом строю хорошо ходит, правда, Бранд?

— Ну да. Гребет хорошо.

Бранд вспомнил, как Фрор пел Песнь Бейла на холме над Запретной.

— И со щитом хорош.

— Я увидел, как он дерется плечом к плечу с людьми Гетланда. И понял, что мы очень похожи, — сказал Ярви. — Мы молимся одним и тем же богам под одним и тем же небом. Мы поем такие же песни на том же языке. И мы одинаково страдаем под ярмом Верховного короля, и ярмо это все тяжелее.

Мать Скейр оскалилась:

— А ты спишь и видишь, как бы вызволить Ванстерланд из страшного рабства, да?

— Почему бы и нет? Ведь вместе с Ванстерландом я могу освободить и Гетланд! Мне совсем не понравилось ходить в рабском ошейнике, который на меня надела капитан галеры. И мне совсем не нравится быть рабом выжившего из ума, пускающего слюни старикашки в Скегенхаусе.

— Союз между Гетландом и Ванстерландом? — Бранд мрачно покачал головой. — Мы ж воевали со времен, когда еще никакого Верховного короля не было! С тех пор, как Гетланд стоит! Безумие какое-то.

Ярви повернулся и одарил красноречивым взглядом: мол, чего разболтался?

— Иногда так сразу и не поймешь, где заканчивается безумие и начинаются хитрость с коварством.

— А ведь парень прав.

Мать Скейр вцепилась руками в решетку и повисла на ней, как пьяный на старом друге:

— Нас разделяет вековая вражда, ненависть…

— Нас разделяют мелочные счеты и обычное невежество. Оставь гневные речи воинам, мать Скейр, нас с тобой ждут другие дела. Праматерь Вексен — вот наш истинный враг. Это она сорвала тебя с места и отправила с рабским поручением. Ей плевать на Ванстерланд, на Гетланд — на всех нас. Ей нужна власть, абсолютная власть — вот и все.

Мать Скейр склонила голову к плечу и сощурила холодные голубые глаза:

— Тебе не победить. Она слишком сильна.

— Герцог Микедас тоже был слишком силен, и посмотри, что с ним сталось, — ни власти, ни даже целой черепушки.

Она прищурилась еще сильнее.

— Король Атиль никогда на это не пойдет.

— Я сам разберусь с королем Атилем.

Но она не сдавалась:

— Гром-гиль-Горм никогда на это не пойдет.

— Ты недооцениваешь себя, мать Скейр. Я вот не сомневаюсь в твоих способностях к убеждению.

Глаза ее превратились в ярко-голубые щелки:

— Ну уж с тобой мне здесь не сравниться, отец Ярви.

И вдруг она распахнула глаза и сунула руку сквозь решетки — да так быстро, что Бранд отшатнулся и едва не выронил факел.

— Принимаю твое предложение.

Отец Ярви взял ее за руку, а она с неожиданной силой дернула его к себе:

— Но ты же понимаешь — я ничего не могу обещать.

— Меня теперь не очень интересуют обещания. Если хочешь привлечь кого-то на свою сторону, предложи ему желаемое, а не заставляй клясться.

И Ярви выдернул руку:

— На Священной скоро похолодает — осень. Я припасу теплой одежды.

Потом они вместе шагали через темноту, и отец Ярви положил Бранду руку на плечо:

— Ты молодец.

— Да я ж вообще ничего не сказал!

— Нет, не сказал. Но умный знает, когда нужно молчать, а когда говорить. Ты удивишься, сколько умных людей не в состоянии постичь эту простую вещь.

Сумаэль ждала их у дверей.

— Ну что, получил, что хотел?

Ярви остановился перед ней.

— Я получил все, что хотел, и больше, чем заслужил. И теперь, похоже, время оставить все это и пуститься в путь.

— С судьбой не поспоришь.

— Это точно.

— Ты мог бы остаться.

— Ты могла бы поехать.

— Но в конце концов мы просто те, кто мы есть. Я — советница при Императрице.

— А я — Служитель при короле. Каждый из нас несет свою ношу.

Сумаэль улыбнулась:

— И если тебе нужно взвалить на себя груз…

— Взваливай, а не скули.

— Я буду скучать по тебе, Ярви.

— Я лучшую половину себя оставляю здесь…

И они смотрели и смотрели друг другу в глаза, а потом Сумаэль длинно выдохнула:

— Удачи тебе. И доброго пути.

И зашагала прочь, гордо развернув плечи.

Лицо отца Ярви странно исказилось, и он привалился к двери, словно ноги его не держали. Бранд хотел даже предложить ему руку — ну, опереться, но умный знает, когда молчать, а когда говорить. И вскоре Служитель взял себя в руки без посторонней помощи.

— Собирай команду, Бранд, — сказал он. — У нас впереди долгий путь.

Колючка осторожно, почти нежно втащила весло на палубу и погладила отполированное до блеска дерево последний раз:

— Прощай, мой друг.

Весло, впрочем, не проявило никаких ответных чувств, и с прощальным вздохом она подхватила свой бренчащий рундук и выпрыгнула на причал.

Мать Солнце улыбалась Торлбю с высокого ясного неба, и Колючка запрокинула голову и прикрыла глаза, наслаждаясь соленым бризом — тот нежно целовал ее исполосованные шрамами щеки.

— Вот это, я понимаю, погода, — прошептала она, припоминая удушающую жару Первогорода.

Ральф как раз привязывал носовой конец. Старый кормчий поглядел на нее и покачал лысой головой:

— Смотри-ка, а ведь совсем недавно сидела у меня за задним веслом — а как выросла. И я не только про рост говорю…

— И превратилась из девочки в женщину, — сообщил отец Ярви, выбираясь с палубы «Южного Ветра».

— А из женщины в героя, — сказал Доздувой, прихватывая Колючку в медвежьи объятия. — Помнишь, как те тровенцы пели про тебя песню на Священной? Дьяволица, что положила десять мужей и спасла Императрицу Юга! Женщина, чье дыхание подобно огню, а взгляд — молнии!

— А хвост — подобен змее! — поддержал Фрор, подмигнув ей здоровым глазом.

— Скоко ни смотрел на твою задницу, — заметил Колл, — хвоста не видел! Ой!

Мать треснула его по голове.

Доздувой все еще посмеивался, вспоминая песню тровенцев:

— А как у них рожи вытянулись, когда поняли, что вот она ты, перед ними сидишь!

— А тогда они стали упрашивать тебя выйти на поединок с ними! — Ральф тоже рассмеялся. — Идиоты…

— Ну, мы ж честно предупреждали, — проворчал Фрор. — Что ты сказала им, Сафрит?

— Что, может, огнем она не плюется, но обжечь может.

— И она надрала им их белые задницы! Одному за другим! И скинула их капитана в реку! — проорал Колл, вспрыгнул на леер и пошел по нему, раскинув руки, как заправский канатоходец.