Джо Аберкромби - Море Осколков: Полкороля. Полмира. Полвойны

— Почему?

— Ты мне не нравишься.

Колючка обычно оскорблений не спускала, но такого поворота беседы не ожидала. Он застал ее врасплох.

— Ну… тогда придется мне искать другого кузнеца.

— Вот и ищи.

— Ну так найду.

— Вот и найди. И пусть он скует тебе меч подлиннее.

И ковательница мечей с Шестой улицы наклонилась сдуть пепел с металла.

— А когда скует, возьми и засунь его себе в задницу.

Колючка схватила свой старый меч со стола и хотела было треснуть наглую девку по голове плашмя, но передумала и развернулась к двери. Но не успела она дойти до нее, как девушка снова заговорила:

— Как ты можешь так обращаться с моим братом?

Да она ж сумасшедшая. Вот оно что!

— Каким еще братом?!

Девушка мрачно покосилась.

— Брандом.

Колючка пошатнулась, как от удара кулаком в подбородок.

— Не тот ли Бранд, что…

— Какой же еще? — и она ткнула себе пальцем в грудь. — Я Рин.

Колючка теперь поняла — точно. Они ж похожи. И она снова пошатнулась и жалобно пискнула:

— Я не знала, что у Бранда есть сестра…

Рин презрительно хмыкнула:

— Откуда тебе знать? Вы всего лишь год проплавали на одном корабле.

— Он ничего мне не сказал!

— А ты спрашивала?

— Конечно! Ну как бы да. — Колючка сглотнула. — На самом деле нет.

— Его год дома не было. — И Рин снова сердито пихнула клинок в уголья. — И вот он заявляется домой, и знаешь, о чем он со мной разговаривает?

— Ну…

И она взялась за мехи и принялась раздувать их с такой яростью, что Колючка вспомнила себя на тренировочной площадке, как она Бранда по морде била…

— Колючка Бату бежала по веслам, пока мы плыли мимо эльфьих руин! Колючка Бату спасла его жизнь, когда они щит к щиту стояли! Колючка Бату заключила союз, который спасет мир! Я уж думала, все, еще раз скажет что-нибудь про Колючку Бату, за нос его укушу! Так что же? Думаешь, что он мне следом сказал, а?

— Ну-у…

— Что Колючка Бату по дороге домой ему ни полслова не сказала. Как мозоль срезала — и забыла. И вот что я тебе скажу, Колючка Бату, чо-то мне кажется, что ты сука стервозная, вот ты кто, он для тебя столько сделал, а ты… В общем, не буду я тебе ковать меч…

— Так, хватит, — рявкнула Колючка. — Ты вообще не знаешь, что между нами было.

Рин бросила раздувать меха и зло поглядела на нее:

— Ну так расскажи!

— Ну…

Вот только этого ей и не хватало. Расчесать эту ссадину, когда она только начала заживать. И потом, она не хотела расписывать, что она сама виновата — ишь, губу раскатала, ну и обожглась. И ей пришлось не смотреть на Бранда, и не разговаривать с Брандом, и вообще с Брандом не иметь дела, и так каждый день, просто потому что она боялась обжечься снова.

— Все наоборот, в общем, было, ты все неправильно поняла!

— А тебе не кажется, что люди слишком часто тебя неправильно понимают? Может, пора уже задуматься: а вдруг это в тебе что-то не так? А?

И Рин вытащила заготовку из горна и грохнула ее на наковальню.

— Ты вообще ничего обо мне не знаешь, — прорычала Колючка — она тоже начала закипать от гнева. — Ты понятия не имеешь, через что мне пришлось пройти!

— А кому щас легко? — пожала плечами Рин и взялась за молот. — Но некоторым проще: они могут оплакивать свои несчастья в большом доме, который купил папа!

Колючка обвела руками новую просторную кузницу на заднем дворе дома под стенами цитадели:

— То-то я смотрю, вы с Брандом бедствуете!

Рин замерла, мускулы взбугрились на плечах, и глаза ее полыхнули яростью. Да такой, что Колючка попятилась, не отрывая глаз от все еще занесенного над наковальней молота.

И тут Рин с грохотом отбросила его в сторону, стащила перчатки и швырнула их на стол:

— Пойдем чего покажу.

— Мама умерла, когда я была еще маленькой.

Рин вывела их за стены. На наветренную сторону, чтобы вонь помоек не смущала добрых горожан.

— Бранд ее помнит. Немного. А я нет.

Какие-то мусорные кучи уже занесло землей, и они поросли травой. А некоторые были еще свежими, и они смердели гниющими костями и кожурой, тряпками и экскрементами людей и животных.

— Он всегда говорил, что она велела ему творить добро.

Шелудивая псина настороженно покосилась на Колючку — видно, увидела в ней конкурента — и снова принялась обнюхивать отбросы.

— Мой отец погиб, сражаясь с Гром-гиль-Гормом, — пробормотала Колючка, пытаясь показать, что и у нее в жизни не все было гладко.

Честно говоря, ее подташнивало — от вида этого места, от запаха, от самого факта, что она даже не подозревала о его существовании, потому что мусор у них дома вывозили материны рабы.

— Они положили его в Зале Богов.

— А тебе достался меч.

— Без навершия, — выдавила Колючка, пытаясь дышать через рот. — Горм забрал его себе.

— Повезло, тебе осталось что-то от отца.

А вот Рин, похоже, вонь совсем не смущала.

— Мы-то от нашего ничего не получили. Он любил выпить. В смысле… сильно выпить. Он ушел от нас, когда Бранду было девять. Однажды утром взял и ушел, и нам, мне кажется, было лучше без него.

— А кто вас взял к себе в дом? — тихо спросила Колючка: у нее складывалось нехорошее впечатление, что в сравнении с Рин все ее жизненные трудности окажутся полной ерундой.

— Никто.

Рин немного помолчала, давая ей время осмыслить фразу.

— В то время здесь мало кто еще жил.

— Здесь?

— Ну да. Мы рылись в отбросах. Иногда находили что-нибудь съедобное. Иногда находили что-нибудь, что можно было продать. А вот зимой… — Рин поежилась. — Зимой приходилось туго.

А Колючка стояла, слушала и глупо моргала — а что еще прикажете делать? Ей стало холодно, хотя до лета оставалось всего чуть-чуть. Вообще-то ей всегда казалось, что детство у нее было трудное. А вот теперь выходит, что, пока она страдала в своем прекрасном доме, что матушка называет ее, видите ли, не тем именем, которое ей нравится, некоторые дети рылись в помойках в поисках необглоданных косточек.

— Зачем ты мне все это рассказываешь?

— Потому что это не рассказал Бранд. А ты — не спросила. Мы попрошайничали. И подворовывали.

Рин коротко и горько улыбнулась.

— Но Бранд все твердил, что надо творить добро. И он работал. В порту, в кузнях. Нанимался на любую работу. Работал как ломовая лошадь. И били его так же. Как ту лошадь. Я заболевала, а он меня выхаживал, я снова заболевала, а он снова меня выхаживал. И он все мечтал, что станет воином, и получит место на ладье, и у него будет семья — команда. И он пошел тренироваться. Что-то из снаряжения он выпросил, что-то занял, но ходил и тренировался. А до тренировки и после — работал. А если после этого кому-то нужна была помощь — он приходил и помогал. Нужно творить добро, всегда говорил Бранд, и если будешь добр к людям, люди будут добры к тебе. Он был добрый мальчик. И вырос таким же. Добрым.