Александр Уваров - Повстанец [СИ]

— Это нечестно! — с обидой воскликнула она. — Мои родители должны были прийти!

И она топнула ногой, взбив на дорожке облачко красноватой пыли.

— Ты же знаешь, — словно оправдываясь (хотя, признаться, ему-то зачем было искать оправдания), виноватым голосом произнёс Зайнер, — твои родители были против нашего брака. Так что совсем не удивительно то, что и помолвку они пропустили.

— Это нечестно! — повторила Юна. — Они не были на выпускном балу в Академии, а ведь я трижды напоминала им об этом и просила придти.

— Да, — прошептал Зайнер, — если бы они там со мной познакомились поближе, было бы неплохо… Говорят, в мундире я произвожу впечатление даже на финансистов…

— Невероятно! — продолжала Юна.

И губы её задрожали.

— Они и к алтарю на помолвку не пришли, и даже сюда…

Возможно, если бы в парке было бы побольше людей (а на поляне у входа стояли лишь они одни, будущие жених и невеста), Юна постаралась бы сдержать слёзы и ничем не выдать своего разочарования поведением родителей. С детства она воспитывалась в самых строгих и консервативных педагогических традициях, столь типичных для благородных и знатных семей Готтарда, ведущих своё происхождение едва ли не от первых поселенцев-колонистов, в давние, далёкие, легендарные времена приземливших посадочные капсулы своих космических кораблей на пустынные плато дикой, безжизненной планеты, которой тогда ещё только предстояло стать процветающей Республикой Готтард.

Древний род, к тому же — уважаемый и знатный род банкиров и финансистов, подаривший Республике многих великих предпринимателей, основателей крупных банковских домов, инвесторов, поднявших промышленность Готтарда на недосягаемую для прочих поселений и планет здешней части Галкактики (включая и этот проклятый Медиобар!) высоту, древний и славный род, к которому принадлежала эта юная, необыкновенно красивая (даже с дрожащими от обиды губами) и очень даже скромная девушка требовал от членов влиятельного семейного клана соблюдения жёстких, раз и навсегда установленных норм приличий.

И прежде всего — никаких чувств!

По крайне мере, на людях. Даже в детстве отец никогда не брал Юну на руки. Не гладил по голове. И не шлёпал.

Только хмурил брови (если был недоволен наследницей). Или улыбался (если она всё делала правильно).

И не раз учителя и гувернёры строгим и ледяным голосом внушали ей, что девушки из благородных фамилий не хмурят лоб, не плачут даже от красного тропического соуса и прочих чрезвычайно неприятных вещей, не заливаются неприлично громким смехом (а сдержанно улыбаются лишь уголками губ), высоко держат голову и никогда, никогда не дают эмоциям одержать над собой верх!

Ибо жизнь отпрыска благородного семейства — это служение Дому.

То есть свободной, чистой, вечной и прекрасной Республике!

И она сдержала бы свои чувства, она не дала бы им взять над ней верх.

Юна была достойной и прилежной ученицей.

Но сейчас они стояли одни, одни на этой поляне.

Там, где должны были встретиться с её родителями и, следуя древнему обычаю, в их присутствии повторить слова клятвы, что произносят юноши и девушки Готтарда при помолвке.

А потом родители оставили бы их, ушли.

И уже тогда можно было бы отправиться к фонтану, чтобы уронить праздничную белую ленту в подрагивающую от быстрых, пенящихся потоков тёмную воду.

Но… Родители не пришли на выпускной бал, а её любимый, её Зайни был так хорош в парадной мундире! Они не захотело его видеть. Не захотели познакомиться с ним, хотя из вежливости, той самой холодной, но неизменной вежливости, которой так славилась её семья, не захотели они перемолвиться парой фраз с…

С молодым офицером, но уже — старшим пилотом. С её Зайни.

А ведь он так старался поступить в Академию и получить по окончании курса эти вожделенные нашивки старшего пилота. Вовсе не потому, что был карьеристом (хотя поднимался наверх с самого дна, и в столичные края для службы в управлении космофлота республики прибыл когда-то из дальнего, заброшенного и позабытого командованием гарнизона, что обслуживал станцию космической связи на одном из полярных островов).

Нет, он бы, в конце концов, обошёлся бы и нарукавным пилотским знаком. А после десяти лет службы закончил бы, наконец, свой объёмный и, похоже, теперь уже отложенный до лучших времён труд по экономике…

Но как-то на вечеринке в престижном клубе «Дракон» (а ведь сначал не хотел туда идти, да друзья уговорили! «что тебе за книгами сидеть! пошли, Зайни!») познакомился с ней. С Юной.

И сразу понял… Да, он сразу понял, что это — его судьба.

Честно говоря, он и сам боялся себе признаться в своих чувствах.

Профессиональное чутьё (на его курсе обучали в том числе и прикладной психологии; да и прошлых знаний с накопившимся уже некоторым жизненным опытом хватало) подсказывало — девушка хоть и хочет казаться «человеком его круга», но на самом деле это не так.

Она — другая. Её естественность, искренность, доброта — это её душа, это то, что дано ей от рождения. Но чувствовалось, явственно ощущалось, что искренность даётся ей нелегко, что весёлые пирушки с друзьями и студенческие вечера с танцами, шутками и беззаботным смехом — это для неё какая-то совсем ещё новая, незнакомая ей ранее сторона жизни.

В ней иногда чувствовалась настороженность и отстранённость. И привнесённое в её душу извне, едва ли не навязанное ей холодное лицемерие, которое она вынуждена была (и это тоже чувствовалось — каких иногда усилий ей это стоит!) преодолевать.

Но теперь-то она была совершенно искренна в своих чувствах!

Родители снова обманули её: обещали прийти на помолвку, в крайнем случае — непременно быть в парке. И не пришли!

Конечно, кто для них пилот… Хорошо, кто для них старший пилот Зайнер?

О, да! Конечно, он солдат Республики. Молодой и весьма перспективный офицер, откомандированный в числе лучших выпускников Академии в эскадру самого Эрхарна, для выполнения заданий особой важности на планетах Тёмного пояса.

Конечно, его будущее вполне обеспечено, он непременно сделает карьеру (да, помнится он и статьи публикует в столичных научных журналах… и когда время находит?), дослужится и до штабных аксельбантов и, быть может, до платинового нарукавного щита.

Ну и что? С такими людьми водят дружбу и, тем более, роднятся первые фамилии Республики?

О, нет, дамы и господа, никакого пошлого снобизма и столь осуждаемого в Республике высокомерного отношения к этим замечательным, энергичным и амбициозным «парням из народа».

Что вы! Они, конечно же, тоже опора Республики, они весьма, весьма достойные люди.

Но… Всё-таки их не приглашают на вечера камерной музыки в дома, что стоят на Золотой Стадии Готтарда. И не высылают отпечатанные на белом шёлке приглашения. И их не встретить в сигарных залах закрытых клубов.