Сергей Лукьяненко - Семь дней до Мегиддо

— Злобным карликом.

— Злобным, косым, кривоногим… — она вздохнула. — Зимой я бы с тобой вообще не стала встречаться. Не глянула бы даже. Я была вся счастливая.

— Что, приходил мириться? — спросил я.

— Угу. Раскаивался, извинялся, бил себя в грудь. Говорил, что он старый дурак.

— Сдаётся мне, этот злобный карлик не так прост, — сказал я.

— Он преподаёт у нас. Но он молодой ещё совсем. Выше тебя на полголовы, любит горные лыжи и ныряет с аквалангом.

— Блондин?

— Нет, с этим не сложилось. Брюнет. И ещё курит. Но говорит, что в качестве самонаказания бросит.

— Что ты ему сказала?

— Что подумаю, — тихо ответила Милана.

Я молчал, стоял, не оглядываясь. Потом отложил шпатель, отряхнул руки и спросил:

— А мне-то зачем рассказываешь?

— Чтобы, если ты решишь меня бросить, не переживал впустую. Я же вижу, ты такой… — она замялась.

— Прямой? — предположил я.

— Нет, — она вдруг рассмеялась. — Наоборот. Круглый. Как спасательный круг. Считаешь, что если за тебя уцепились, то надо держать. Это хорошо, потому что редко бывает. Но меня держать не обязательно. Я не утону. Когда надо было — я вцепилась, ты удержал.

— Я тоже вцепился, и ты удержала, — сказал я. Повернулся, обнял её. Мы постояли, не целуясь, а просто обнимая друг друга.

— Можно, я пару дней всё-таки у тебя поживу? — спросила Милана.

— Конечно. Сколько хочешь.

— Нет, сколько хочу нельзя. Тогда я останусь. И мы оба будем мучиться.

Я кивнул.

— Пойду, побреюсь.

Я побрился. И принял душ. Причём не запирая дверь. Ну вот такой я человек, да. Но Милана, конечно, не зашла. Когда я вышел, она готовила ужин, взяв за основу пищевой рацион из Комка, но добавив в кашу тушёнки.

— Знаешь, я кое-что выяснил, — сказал я, садясь за стол. — Не знаю, пригодится ли тебе, но лучше такие вещи знать… Инсеки и Продавцы не единственные пришельцы на Земле.

Она нахмурилась.

— И самое интересное, что эти, третьи, они у нас давно. Ещё до Перемены. Ты понимаешь, что это значит?

Милана аккуратно нарезала маленькую горбушку хлеба. Кивнула:

— Догадываюсь. Всякие фрики непрерывно это говорили, но кто же их слушал… Земля и раньше была оккупированной планетой?

— Типа того, — я невесело рассмеялся. — Инсеки нас не завоёвывали. Они нас взяли с боем. Как трофей.

— Зачем?

— Во-первых, кристаллы. Не знаю, зачем они им, но это явно ценная вещь. А во-вторых… в Гнёздах должно быть гораздо больше Изменённых, чем есть. На порядок больше.

Милана села напротив. Поморщилась.

— Гадость какая… Господи, какая мерзость! Так мы не спасаем больных детей. Мы их продаём!

— Вроде того.

Обхватив себя за плечи, Милана согнулась над столом. Уставилась в тарелку.

— Что они с ними делают?

— Не знаю. Едят, трахают, устраивают гладиаторские бои! Не знаю.

— Куколок, что ли? — с ужасом спросила она.

— Не знаю. Может, жниц или стражей. Может, там и нет ничего плохого, может, они их как домашних любимцев держат. Или вообще считают, что Изменённые лучшая часть человечества и переселяют их в другие миры. А нас, злых и импульсивных, оставили доживать своё на Земле.

Милана чуть успокоилась. Спросила:

— А ты мог бы точно выяснить?

— Вряд ли, просто мне намекнули… ну я и посчитал примерное количество. Даже если часть Изменённых умирает в процессе мутации, всё равно… Но никто ничего не говорит.

Мы молча принялись есть.

— Знать бы точно… — сказала Милана с горечью. — Если там что-то плохое, то надо ведь рассказать.

— Кому? Власти знают, будь уверена.

— И что?

— А что? Ничего. Кто и что может сделать?

— Никто и ничего, — согласилась Милана. — Слушай… если в Москве одиннадцать Гнёзд… по России их больше сотни… в мире тысяч пять-шесть, наверное…

Она снова замолчала.

— Несколько миллионов Изменённых в год по всей Земле, — сказал я. — Тоже прикинул на пальцах. Не зная среднего размера Гнёзд, сказать трудно. В Азии и Африки вообще беда. Там, говорят, родители здоровых детей тащат в Гнёзда. Ну, если прокормить трудно. А некоторые считают это удачной судьбой для ребёнка, даже богатые люди.

— Ведь раньше такого не было, — сказала Милана. — До Перемены.

— Гнёзд?

— Ну да. Если ты говоришь, что есть какая-то третья сила, ещё какие-то пришельцы, которые были на Земле… так они нас защищали, выходит? И если они ещё тут, если их найти…

— Ты же сама меня научила, — сказал я. — Смотри не на то, что видно, а на то, чего нет. Гнёзд на Земле раньше не было?

— Не было…

— А люди пропадали. И дети, и взрослые. Очень часто бесследно. Знаешь, сколько?

Она молчала.

— Если отбросить обычные несчастные случаи, маньяков, побеги, ложные слухи, найденных или вернувшихся… Только по развитым странам выйдет миллион в год. Но, скорее, больше. А по странам третьего мира толком и не посчитаешь.

— Максим… — тихо сказала Милана. — Вот теперь мне страшно.

— Мне тоже, — честно ответил я.

Странно, когда случилась Перемена, я это принял довольно спокойно. Даже нашёл повод порадоваться, когда по телевизору показывали упавшие ракеты — разбившиеся, разбросавшие в стороны не радиоактивный плутоний, а обычный свинец. Это же здорово, что ядерная война закончилась, не начавшись?

Мир радикально изменился, и то, каким он был до Перемены, перестало меня интересовать. Я его словно забыл, выбросил из головы вместе с детскими играми. Только чатики было жалко, и что в «Доту» с «Фортнайтом» больше не поиграешь.

А теперь я понял, что мир ничуть не изменился.

Просто то, что раньше было скрыто, беззастенчиво выставили на самом виду.

Но люди те же бараны. Если нас режут чуть в стороне от пастбища, то всем плевать.

— Как теперь можно жить? — спросила Милана. — Я не знаю, Максим…

— Милана, тебе двадцать пять…

— Двадцать четыре.

— Всё равно. Как я понимаю, и раньше-то в основном исчезали те, кто моложе.

Я прям почувствовал, что она сейчас хочет сказать. Что-то вроде того, что дело не только в ней. Что никогда не заведёт детей, раз уж мир устроен так. И что человечеству лучше вымереть, если всё это правда. Но она промолчала.

А самое ужасное, я прекрасно понимал, что мы не вымрем. Даже если завтра Инсеки объявят, что будут забирать для своих кулинарных нужд каждого второго ребёнка.

Просто люди начнут делить детей на тех, что для себя, и тех, что для пришельцев…

В дверь позвонили. Милана тревожно посмотрела на меня.

— Я очень популярен последнее время, — сказал я. — Красивые поклонницы, мудрые учёные, преданные последователи… Это родители, наверное.

Оставив Милану за столом, я пошёл к двери. Открыл, не глядя в глазок. Как-то мне было всё равно, кто там.

За дверью оказалась Наська.

— О, — сказал я растерянно. — Привет.