Тимур Машуков - Ненаследный сын императора. Часть 1 [СИ]

— Думаю, она достаточно хороша для того, чтобы быть подаренной цесаревичем. И легкий намек присутствует!

И она, лукаво взглянув на меня, звонко рассмеялась.

— Действительно, павлин — это первое, что приходит в голову при взгляде на графа… — Вынужден был согласиться я.

— И ещё одно. Мы недавно выписали из Франции одного замечательного кондитера. Десерты, которые он готовит, просто шедевр! Предлагаю тебе захватить дюжину пирожных к чаю! Думаю, граф должен любить сладкое.

— Отлично, маменька! — обрадованно воскликнул я, — так элегантно решили мою проблему!

И галантно поцеловал её руку. Императрица, довольно заалевшись, погладила меня по голове и отметила, что мне очень идет такая прическа.

Спустя полчаса, захватив упакованные в аккуратную коробку с бантом пирожные и брошь в небольшой коробочке, я, в сопровождении дюжины гвардейцев, отправился к особняку князя Тараканова, откуда мы уже вместе должны были направиться к резиденции английского посла.

По пути Валентин Михайлович рассуждал о том, насколько важна роль Англии в мировой политике, и насколько ценен такой могущественный и прогрессивный союзник для Российской империи в нынешнее время. Он углубился в дебри истории, искусно переплетая события прошлого с современными, прозорливо заглядывая в будущее… Я же, признаться откровенно, под его тихий, монотонный голос начал дремать, встряхивался, сбрасывая сонное оцепенение, но спустя короткое время монолог князя и равномерное покачивание экипажа снова делали своё черное дело — я снова проваливался в забытье…

— Алешенька, вы плохо себя чувствуете? — озабоченно поинтересовался мой спутник, заметив наконец мои мучения.

— Нет-нет, Валентин Михайлович! По совести говоря, я совершенно не выспался этой ночью, и сейчас это сказывается…

— Ну ничего, кажется, мы уже прибыли…

Князь выглянул в окно, отодвинув занавеску. Действительно, экипаж начал притормаживать у трёхэтажного особняка, украшенного лепниной. Ворота были гостеприимно распахнуты, у дверей нас встречал безукоризненно одетый дворецкий с прилизанными черными волосами и аккуратной шкиперской бородкой. Я, с трудом сдерживая смех, собирался было поинтересоваться, не Джоном ли Бэрримором его зовут, но вовремя одумался. До того времени, когда мой юмор могли бы оценить, должна пройти почти пара столетий…

Вручив шубы дворецкому, мы направились к широкой лестнице, ведущей из просторного холла на второй этаж. На верхней площадке нас встречал сам хозяин дома. Его усики, казалось, были подкручены и напомажены ещё сильнее, чем в прошлый раз, белая рубашка с пышными кружевами оттенялась обтягивающими синими брюками, напомнившими мне костюмы балерунов. Я заметил, как Валентин Михайлович, глянув на облачение английского графа, чуть заметно поджал губы и отвел глаза. Вручив подготовленные мною подарки, я поразился какой-то детской непосредственности дипломата. С жарким любопытством он открыл коробочку с брошью, изумленно ахнул, захлопал в ладоши.

— Ваше Высочество! That's great! Какая прелесть!

Он тут же потребовал помочь ему прицепить брошь к рубашке, умиленно заглядывая мне в глаза. То и дело поглаживая украшение, он бросал на меня взгляды, в которых благодарность смешивалась с каким-то восхищением, что ли… Десерт, приготовленный французским поваром, так же был принят на ура. Граф Беркли схватил одно, впился в него зубами и преувеличенно громко застонал от наслаждения… Мое настроение стремительно стало портиться. Вот о чем мне вести беседы с этим инфантильным, изнеженным существом? И это представитель могущественной державы?

М-да, стоит потом поговорить с Валентином Михайловичем о целесообразности привлечения к российским делам таких вот… союзничков.

Усевшись за стол, князь Тараканов завел беседу с графом об общих знакомых в Англии, припоминал свою последнюю поездку в эту благословенную страну, иностранный дипломат поддакивал ему, расписывал преимущества жизни в цивилизованной Европе… Я же, мрачно прихлёбывая вино из бокала, вдруг некстати вспомнил о Дарье Нарышкиной. Право дело, я бы лучше нанес визит её семейству, познакомился с её родителями, улучил бы возможность сорвать с её розовых губок поцелуй…

Осушив бокал, я вдруг почувствовал, как закружилась голова. Странно, вино очень легкое, не мог я так быстро опьянеть! Мне становилось всё хуже, все заволокло туманом, я не различал ничего вокруг, смутно ощущая, что теряю равновесие и падаю… Оказавшись на полу, я продолжал падать в какую-то бездну, краем уха слыша встревоженные выкрики князя, успокаивающее бормотание графа… И тут я окончательно отключился.

Выплывая из темного омута забытья, словно диковинная глубоководная рыба, я смутно осознавал, кто я, не понимая, где я… Вдруг я ощутил на своих губах сладость нежного поцелуя… Перед внутренним взором возник образ очаровательной рыжеволосой девушки с лукавым взглядом.

— Дашенька, — пронеслась в голове шальная мысль, и я отдался поцелую со всей страстью, на которую только был способен в таком состоянии… Вдруг что-то меня смутило, что-то неправильное, царапающее душу и немного почему-то лицо… С усилием разлепив глаза, я в ужасе рассмотрел во всех подробностях холеную физиономию склонившегося надо мной графа. С упоением прижимаясь к моим губам, щекоча своими усиками щеки, он блаженно прикрыл глаза, опушённые черными, явно подкрашенными ресницами.

К горлу подкатила тошнота, и я, от заклокотавших во мне ярости и гнева толком не соображая, что делаю, ударил воздушным потоком мерзкого англичанишку. Тот, изумленно крякнув, отлетел, с грохотом снося по ходу полёта какую-то мебель. Я же попытался вскочить, но не удержался на ногах, меня накрыл приступ головокружения, перед глазами заплясали звезды… Упав на мягкую постель, в которой и пришёл в себя, я со всхлипами втягивал в себя вязкий воздух, пропитанный приторными благовониями, едва сдерживая тошноту. Чуть придя в себя, я обнаружил, что лежу на кровати в чем мать родила, схватил белоснежную накрахмаленную простынь, обмотав вокруг себя на манер древнеримской тоги. В углу спальни, освещённой лишь изменчивым отблеском пары десятков свечей, копошился, силясь подняться на ноги, английский аристократ.

— Ты-ы-ы!!! Как ты смел, как только отважился?!!! Мразь, сволочь!!! — задыхаясь от отвращения и гнева, я пытался подобрать слова…

— Как ты посмел прикоснуться ко мне своими грязными губами, как ты мог только вообразить себе…

Я согнулся в очередном позыве сухой рвоты, откашлялся, потом продолжил:

— Ты понимаешь, что натворил?!!! Да я тебя, собственными руками!..

Граф завопил, заняв оборонительную позу: