Тимур Машуков - Ненаследный сын императора. Часть 1 [СИ]

Я поспешно откинулся на подушку, в надежде, что и в этом мире действует правило — лежачего не бьют…

— Алексей… — начал князь Громов, и тут же мать встала перед ним, возмущенно уперев руки в бока.

— Только через мое бездыханное тело вы, жестокий человек, получите возможность допрашивать больного ребенка!

— А-а-а!!! — взвыл раненным зверем Громов, и, схватившись за голову, с искажённым от бешенства лицом, выбежал из моей комнаты.

Видимо, допрос откладывается, — довольно подумал я. Софья Андреевна постояла ещё минутку в гордой позе победительницы дракона, потом опустилась на край кровати.

— Ну что, Алешенька, тебе лучше?

Она озабоченно пощупала мой лоб.

— Как же ты нас напугал! Этот грязный, подлый граф! Поделом ему!

Она злорадно оскалилась. Затем продолжила уже более миролюбиво:

— Ты не торопись, отлежись как следует, я сейчас распоряжусь, чтобы тебе принесли обед… Хорошо, что ты идешь на поправку!

Она порывисто обняла меня, всхлипнув, и, пряча повлажневшие глаза, отправилась давать указания по поводу моей кормёжки.

В дверях появился очередной посетитель. Князь Тараканов мялся на пороге, не решаясь войти. Я молча, тяжёлым взглядом, исподлобья смотрел на него, не испытывая ни малейшего желания облегчать его сомнения. Наконец, глубоко вздохнув, он приблизился к моему ложу.

— Алешенька… — тихо произнес он.

— Алексей Александрович! — перебил я, поправляя его. Валентин Михайлович вздрогнул, потом жалко улыбнулся.

— Я понимаю, ты… вы, — поспешно поправился он, — имеете право злиться на меня, я стал косвенным виновником того, что с вами произошло…

— Косвенным?!! — вскинулся я. — Это вы убедили меня, что не нужно обращать внимания на странности в поведении графа! Это вы записали в союзники грязного извращенца, который, как оказалось, совратил не одного юношу под прикрытием вашей политики! — последнее слово я словно выплюнул, скривившись от отвращения.

— Именно вас я считаю виновником того, что я, в беспомощном состоянии, оказался в руках подобного мерзкого типа! Вы бросили меня в том логове, вертепе! И вам долго придется переубеждать меня во мнении, что сделали вы это нарочно, преследуя какие-то свои цели!

Вскипевшая было во мне ярость внезапно утихла, оставив после себя горечь обиды и жуткую усталость.

— Идите, Валентин Михайлович. Я не вижу смысла в дальнейшем продолжении этого разговора. И сейчас я не хочу вас видеть.

Князь открыл рот, намереваясь что-то сказать, потом покачал головой, тяжело повернулся и направился к выходу. Уже почти у самой двери он обернулся и грустно посмотрев на меня, произнес:

— Мне очень жаль, Алешенька, что вы в таком свете видите эту ситуацию. Отдохните, поправьте здоровье, телесное и душевное. И, я надеюсь, мы сможем с вами объясниться…

Я промолчал, отвернувшись к стене, не желая смотреть на того, кого считал другом, а теперь записал в предатели. Валентин Михайлович выждал ещё минуту, но, поняв, что я не готов сменить гнев на милость, вышел, тихо притворив за собой дверь.

Я почувствовал, что мои силы на исходе. Все эти визиты, разговоры истощили меня морально. Прикрыв глаза, я было придремал, но тут раздался осторожный стук в дверь. Вздохнув, я подумал, что надо бы дать указание дежурному лекарю не пускать больше посетителей. Пока же слабым голосом отозвался:

— Войдите…

В комнату, тихо переговариваясь и подталкивая друг друга локтями, проникла троица моих друзей. Петр Тараканов, Нарышкины Иван и Дарья. Пётр держался позади ребят, посматривая на меня виноватым взглядом. Он явно знал, что наши отношения с его отцом обострились до крайности, и не знал, какой реакции сейчас ожидать с моей стороны. А я размышлял, в ответе ли дети за грехи отцов? Ведь я прекрасно понимал, что свел нас именно Валентин Михайлович, но мне казалось, что нас связала искренняя дружба, а не общение из-под палки. Решив, что в ближайшее время обязательно поговорю с Петром на эту тему, чтобы расставить все точки над «и»… Пока же я спокойно улыбнулся, приветствуя всех троих.

— Ну как ты? — взволнованно начал Иван Нарышкин. — Тут каких только слухов не ходит! И что тебя похитили и пытали, и что ты в одиночку расшвырял сотню злодеев, и что вообще ты уже при смерти! Мы не знали, что и думать!

— Как видите, досталось мне порядком, причем самым страшным моим противником оказался российский мороз! Но ничего, я иду уже на поправку, скоро снова повеселимся…

Иван оглянулся на Петра и Дашу, потом, помявшись, сказал:

— Твой брат, Владимир, распространяет слухи о том, что ты оказался… любителем мужчин… — Иван отчаянно покраснел, выбирая слова, — и что твой очередной любовник в порыве ревности и устроил всю эту бойню… Ты не подумай, мы в это не верим, и опровергаем эти слухи! Я намедни вот вызвал на дуэль одного из прихлебателей наследника, но… Тебе нужно быть готовым к тому, что эту тему обсуждают во дворце все, кому не лень.

Я затрясся от приступа злости.

— Это все вранье! Никогда, слышите, никогда не допускайте даже мысли о том, что такое возможно! Дайте мне только окрепнуть, я сам, лично, посмотрю в глаза каждому, кто посмеет повторить эту ложь! И разберусь с любым!

Про себя добавил — даже с так называемым братцем. И титул наследника престола его не спасет!

Даша, оттеснив брата, всхлипывая, бросилась мне на шею. Я осторожно обнял её, поглаживая по мягким, льнущим к рукам волосам.

— Я так переживала, а ты… ты всё не приходил в себя, тут собрался целый консилиум, лекари сомневались… А я верила, что ты выкарабкаешься, потому что ты сильный!

И тут девушка прильнула ко мне в отчаянном поцелуе с привкусом соленых слез.

А во мне от ощущения мягких губ, прижимающихся ко мне, вдруг все перевернулось. Я вновь вспомнил своё пробуждение в особняке графа, его лицо, зависшее надо мной, мерзкий вкус его губ… Я бессвязно заорал, отталкивая Дарью, с отвращением вытирая рот… Девушка в ужасе смотрела на меня, её била крупная дрожь, а я, бессильно сжав кулаки, кричал:

— Уходите! Убирайтесь все! Никого не хочу видеть!

Уже давно стихли в коридоре шаги перепуганной троицы, убегающей от меня, а я все лежал, стиснув зубы, и с ужасом думал — неужели этот кошмар будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь?!

На поправку я пошел быстро. Пара дней постельного режима и неусыпной заботы маменьки извели меня больше, чем сражение со всеми извращенцами, маньяками и садистами, что только можно вообразить. Поэтому, когда лекари, скрипя зубами и скрепя сердце, дали разрешение покинуть импровизированный лазарет, я поспешно вскочил, оделся, и отправился на прогулку в парк. Свежий морозный воздух прояснял голову, развеивал мрачные мысли, которым я предавался во время вынужденного ничегонеделания…