Гэв Торп - Предъявление обид [ЛП]

— Я думаю, что сам Верховный Король прибыл в Нульн всего пять лет назад, — сказал Харлгрим. — Я не могу придумать ничего, что можно было бы добавить к тому, что он мог бы сказать — он разумный гном.

— Ну что ж, давайте подождем и посмотрим, что они могут предложить, — сказал Барундин. — Есть и более неотложные дела.

— Новая Обида? — спросил Харлгрим.

Барундин кивнул.

— Мне нужно собрать всех танов, чтобы мы могли занести её в Книгу и послать весточку Караз-а-Караку, — сказал король.

— Праздник Грунгни уже почти настал. Кажется правильным, что мы вносим Обиду в этот день, — сказал Харлгрим.

— Да, подходящее время, — сказал Барундин, вставая и допивая пиво.

Он вытер пену с усов и бороды и кивнул на прощание.

Харлгрим смотрел, как уходит его король, уже видя тяжесть власти на плечах своего друга. Крякнув, он тоже встал. У него были дела поважнее.

Если бы длинные столы не были крепко сколочены гномами, они бы прогибались под тяжестью еды и бочонков с элем. Воздух звенел от криков собравшихся танов, хлюпанья пива в кружках, хриплого смеха и топота служанок, спешащих на королевскую кухню и обратно.

Они сидели в три ряда в центре святилища Грунгни, величайшего из богов-предков и повелителя горного дела. Позади Барундина, сидевшего на своем троне во главе центрального стола, огромная стилизованная каменная маска сердито взирала на собравшуюся толпу. Это было лицо самого Грунгни, его глаза и борода были отделаны толстым золотым листом, а шлем сделан из сверкающего серебра.

Над обедающими с высокого потолка свисали огромные шахтные фонари, проливая темно-желтый свет на потную толпу внизу.

По всему Жуфбару другие гномы устраивали свои собственные празднества, а за большими открытыми дверями святилища звуки веселья и пьяных гномов эхом разносились по коридорам и комнатам, спускаясь в самые глубокие шахты.

Снова наполнив свою золотую кружку, Барундин встал на трон и поднял кружку с пивом.

Когда таны повернулись, чтобы посмотреть на своего короля, снаружи воцарилась тишина. Он был облачен в тяжелые одежды, а его боевая корона была усыпана драгоценными камнями, в центре которых находился многогранный бриндураз, яркий камень, голубой драгоценный камень, более редкий, чем алмаз. На шее короля висела золотая цепь, украшенная громриловыми заклепками и кусочками аметиста. Его борода была заплетена в три длинные косы, сплетенные золотой нитью и увенчанные серебряными значками предков, изображающими Грунгни.

Когда наступила тишина, прерываемая редкими рыганиями, громкими глотками или стуком игральных костей, Барундин опустил свою пинту. Он повернулся и посмотрел на изображение Грунгни.

— Старейший и величайший из нашего рода, — начал он. — Мы благодарим тебя за подарки, которые ты нам оставил. Мы восхваляем тебя за секреты глубин и рытья.

— Рыть и добывать! — хором воскликнули таны.

— Мы хвалим тебя за то, что ты принес нам громрил и алмазы, серебро и сапфиры, бронзу и рубины, — сказал Барундин.

— Громрил и бриллианты! — закричали гномы. — Серебро и сапфиры! Бронза и рубины!

— Мы благодарим Тебя за то, что ты присматриваешь за нами, охраняешь наши рудники и ведешь нас к самым богатым жилам, — пропел Барундин.

— Самые богатые жилы! — взревели гномы, которые теперь стояли на скамьях, размахивая кружками в воздухе.

— И мы очень благодарны тебе за твой лучший подарок, — нараспев произнес Барундин, повернувшись к танам, и его лицо расплылось в улыбке. — Золото!

— Золото! — рявкнули таны, и вспышка шума заставила фонари раскачиваться и мерцать. — Золото, Золото, золото, золото! Золото, Золото, золото, золото!

Пение продолжалось несколько минут, то усиливаясь, то ослабевая по мере того, как различные гномы опустошали свои кружки и вновь наполняли их. Зал сотрясался от этого звука, сотрясая трон под ногами Барундина, хотя он и не замечал этого, потому что был слишком занят собственными криками.

Несколько старших танов уже начали задыхаться, и в конце концов шум утих.

Барундин сделал знак Арбреку, который сидел слева от короля. Повелитель рун взял бочонок пива и поставил его на каменный стол перед лицом Грунгни. Барундин взял свой топор, прислоненный к боку трона, и последовал за повелителем рун.

— Пей глубже, мой предок, пей глубоко, — сказал Барундин, ударив топором по крышке бочонка. Одним толчком он опрокинул бочонок так, что пиво потекло наружу, разливаясь по столу и попадая в узкие каналы, вырезанные на его поверхности. Отсюда эль стекал вниз по земле, через узкие трубопроводы и каналы, в глубь самих гор. Теперь никто не знал, если вообще знал, где они заканчивались, кроме того, что это было предположительно в Зале Предков, где сам Грунгни ожидал тех, кто умер. Со всех концов империи гномов этой ночью наполнялась кружка Грунгни.

Выполнив свой долг, Барундин повернулся и кивнул Харлгриму, сидевшему по правую руку от него. Настроение в зале быстро изменилось, когда предводитель Брингромдалов развернул толстые кожаные переплеты Книги Обид Жуфбара.

Барундин взял фолиант у Харлгрима, его лицо было торжественным. Сама книга была почти вдвое выше Барундина и толщиной в несколько дюймов. Её крышка была сделана из тонких каменных листов, переплетенных громрилом и золотом, и тяжелая застежка, украшенная одним большим бриллиантом, удерживала её закрытой.

Положив книгу на стол перед собой, Барундин открыл ее. Потрескивали древние пергаментные страницы, переплетенные гоблинскими сухожилиями. По мере того, как переворачивалась каждая страница, Гномы в зале бормотали все громче и громче, рыча и ворча, когда семь тысяч лет несправедливости против них разворачивались перед их глазами. Найдя первую чистую страницу, Барундин взял свое писчее долото и окунул кончик стального и кожаного пишущего инструмента в чернильницу, предложенную Харлгримом.

Король говорил по мере письма:

— Да будет известно, что я, король Барундин из Жуфбара, записываю эту обиду перед своим народом, — говорил Барундин, быстро водя рукой по листам писчим долотом, образуя угловатые руны хазалида, гномьего языка. — Я называю себя обиженным на Барона Сайласа Вессала из Удерстира, предателя, слабака и труса. Своим предательским поступком Барон Вессал действительно поставил под угрозу армию Жуфбара и своими действиями привел к смерти короля Жуфбара Трондина, моего отца. Воздаяние должно быть в крови, ибо смерть может быть встречена только смертью. Никакое золото, никакие извинения не могут искупить этого предательства. Перед Танами Жуфбара и с Грунгни в качестве моего свидетеля Я даю эту клятву.

Барундин посмотрел на море бородатых лиц и увидел одобрительные кивки. Он передал писчую книгу Харлгриму, осторожно подул на книгу обид, чтобы высушить чернила, и затем закрыл ее с тяжелым стуком.