Гэв Торп - Предъявление обид [ЛП]

Годри открыл было рот, чтобы возразить, но ничего не сказал, когда двери комнаты открылись, впустив шум коридора снаружи. Вошел хранитель знаний Тхагри, держа в одной руке небольшую книгу, а под мышкой — Книгу Обид. Он отказался от участия в дискуссии, сославшись на то, что ему предстоит провести исследование, которое может иметь отношение к данной теме. Король, повелитель рун и таны выжидающе смотрели, как хранитель знаний закрыл за собой двери, пересек зал и поднялся по ступеням. Он сел на свободный стул, оставленный для него.

Он оглядел собравшихся, словно впервые заметил их пристальные взгляды.

— Мои благородные соплеменники, — начал он, покачивая седой бородой. — Мне кажется, я обнаружил кое-что важное.

Они ждали, что он продолжит.

— Ну и что же это такое? — спросил тан Снорби у Дректромми, крепкого воина даже для дварфа, известного своим несколько вспыльчивым нравом. — Не заставляй нас ждать, как кучку идиотов.

— Ах, простите, да, — сказал Тхагри. — Ну, похоже, что мой предшественник, хранитель знаний Онгрик, был немного не в своей бухгалтерии. Ваш отец, как я только что узнал, записал свою последнюю обиду несколько лет назад. Это было в его дневнике, Но Онгрик засвидетельствовал это, поэтому его не было со всеми другими документами, — он помахал маленькой книжкой, которую держал в руках.

— Последняя обида? — спросил Годри, один из самых молодых присутствующих танов.

— Это старая традиция, которой в последние столетия почти не пользовались, — с задумчивой улыбкой пояснил Тхагри. — В этом отношении твой отец был большим традиционалистом. Во всяком случае, последняя обида была записана гномом как клятва, которую нужно уладить до своей смерти, а если он не мог этого сделать, то завещать урегулирование этой конкретной обиды своему наследнику. Это началось во время небольшой ссоры много-много веков назад во времена войн гоблинов, чтобы избежать нарушения клятвы из-за безвременной смерти во время всех боев с отбросами гроби.

— Ты предлагаешь мне записать эту обиду как Последнюю и уйти от ответственности? — спросил Барундин, прищурившись.

— Конечно, нет! — пролепетал Тхагри, искренне возмущенный. — Кроме того, король не может записать свою последнюю обиду, пока не пробудет у власти сто один год. Если мы позволим королям иметь последние обиды повсюду, система станет полной шуткой.

— Так какое же это имеет отношение к нашим спорам? — спросил Харлгрим.

— Последняя обида — это первая обида, которую наследник должен попытаться исправить, — сказал Арбрек, словно только что вспомнив что-то. Он посмотрел на Тхагри, и тот утвердительно кивнул. — Прежде чем ты сделаешь что-нибудь еще, ты должен отомстить за последнюю обиду своего отца или опозорить его желания.

— Почему же он не сказал мне, что сделал такое? — спросил Барундин. — Почему он записал это только в своем дневнике?

Тхагри избегал взгляда короля и теребил застежку книги обид.

— Ну и что же? — спросил Барундин, свирепо глядя на него.

— Он был пьян! — выпалил Тхагри с отчаянием в глазах.

— Пьян? — сказал Барундин.

— Да, — сказал хранитель знаний. — Твой отец и Онгрик были близкими друзьями, и, как я прочел сегодня утром в дневнике моего покойного хозяина, они часто пили вместе. Похоже, что именно в этот день они вдвоем выпили гораздо больше, чем обычно даже для них самих, и начали вспоминать о временах войн с гоблинами и о том, как им хотелось бы быть там, чтобы дать гроби крепкую взбучку. Что ж, одно ведет к другому. Онгрик упомянул о последней традиции вражды, и твой отец в конце концов записал ее в своем дневнике, поклявшись отомстить за разграбление Жуфбара.

— А в чем именно поклялся мой отец? — спросил Барундин, и сердце его отяжелело от дурного предчувствия. — А он не поклялся вернуть Карак Ярн или что-то в этом роде?

— О нет, — сказал Тхагри, покачав головой и улыбнувшись. — Ничего такого грандиозного. Нет, совсем не так грандиозно.

— Тогда в чем же была его обида? — спросил Харлгрим.

— Ну, последняя обида — это вовсе не новая обида, — объяснил Тхагри, кладя дневник на пол у своих ног и открывая Книгу Обид. — Это клятва исполнить существующую обиду. Была одна особенная вещь, которая всегда раздражала твоего отца, особенно когда он был пьян.

Хранитель знаний замолчал, и все остальные тоже замолчали, увидев, как страдальческое выражение исказило лицо Барундина.

Король провел рукой по губам.

— Гранганкор Стокрил, — сказал он едва слышным шепотом.

— Гранга… — сказал Харлгрим. — Старые шахты на востоке? Они были захвачены гоблинами почти две тысячи лет назад, — он замолчал, увидев взгляд Барундина, как и все остальные, кроме одного.

— Дуканкор Гробказ-а-Газан? — спросил Снорби. — Теперь это связано с горой Ганбад. Там тысячи, десятки тысяч гроби. Зачем королю Трондину понадобилось это обреченное место?

Тан посмотрел на бледные лица остальных гномов, а затем перевел взгляд на Тхагри.

— Тут какая-то ошибка, — настаивал Снорби.

Хранитель знаний покачал головой и протянул Снорби Книгу Обид, указав на соответствующий отрывок. Тан прочел его и недоверчиво покачал головой.

— Нам нужно готовиться к войне, — сказал Барундин, вставая. В его глазах появился странный свет, почти лихорадочный. — Война против гроби. Зовите кланы, трубите в рога, точите топоры! Жуфбар снова марширует!

Залы и коридоры Жуфбара постоянно оглашались стуком кузнечных молотов, шипением пара, ревом печей и топотом гномьих сапог. Для Барундина это была симфония мастерства, пронизанная мелодией общей цели и поддерживаемая ритмом промышленности. Это был звук гномьего царства, склонившегося к единственной цели — войне.

Оружейные залы были открыты, и великое рунное оружие предков снова появилось на свет. Топоры с мерцающими лезвиями и огненными рунами были отполированы, щиты и кольчуги из громрила с вырезанными на них изображениями предков кланов были подняты еще раз. На стенах висели молоты, украшенные золотом и серебром. Боевые шлемы, украшенные крыльями, рогами и наковальнями, стояли на прикроватных столиках, ожидая своих владельцев.

Инженеры склонились над своими чертежами, а кузницы полыхали огнем и дымом. Бочонок за бочонком черного пороха изготавливали в крепостных комнатах, а ремесленники всех мастей обращали свои взоры к огромным боевым машинам, оружию и доспехам. Пушки вытаскивали из литейных цехов и любовно пробуждали от дремоты полировкой и тряпьем. Огнеметы, органные пушки, болтометатели и «метатели злобы» были собраны и исписаны клятвами мести и мужества.

Это была не просто экспедиция, не вылазка в дебри для перестрелки. Это была война гномов, порожденная злобой и яростью. Это был праведный гнев, который горел в сердце каждого гнома, как молодого, так и старого. Это была сила древних и мудрость поколений, направленная на единый путь разрушения.