Гэв Торп - Предъявление обид [ЛП]

Еще три дня гномы трудились, готовясь к разрушению выводковой камеры. Когда все было сделано, медленные взрыватели свисали с опор в стенах, огонь мерцал в трещинах и дырах, вырытых в стенах туннелей, инженеры приказали другим гномам вернуться в Жуфбар. Барундину разрешили наблюдать и даже дали привилегию зажечь один из сенсорных предохранителей.

Шахты гномов сотрясались от взрывов, которые грохотали в течение многих часов, когда рушились пещеры и туннели. Не было ни радостных криков, ни торжества со стороны гномов. Семнадцать лет отчаянной войны заставили их сокрушаться о зле мира и скорбеть о павших.

Это был первый раз, когда Барундин по-настоящему понял себя и свой народ: долгий марш веков разрушил их жизнь и культуру. В победе было мало радости, и не только из-за ее цены, ведь на самом деле это была не более чем передышка, передышка в бесконечной саге кровопролития, которая стала уделом гномов на протяжении четырех тысяч лет.

Золотой век королей-предков миновал, Серебряный Век горного царства был поглощен землетрясениями и зеленокожими. Теперь Барундин и его народ цеплялись за свое существование, их царство было наполовину заполнено пустыми залами, призрачная тишина теней их предков бродила по коридорам и галереям, оплакивая славу прошлого.

Но хотя Барундин лучше понимал бедственное положение своей расы, он не терял надежды. В то время как те, кто был старше и седее его, довольствовались тем, что ворчали в свое пиво и вздыхали при малейшем упоминании о старых временах, Барундин знал, что еще многое можно сделать.

Прежде всего, решил он, лежа этой ночью в своих покоях, он поведет Жуфбар на завоевание Дуканкора Гробказ-а-Газана, уничтожив гроби так же, как скавенов. Восстановление займет некоторое время, но через двадцать, а может быть, и тридцать лет залы Грунганкора Стокрила снова наполнятся добрыми, честными гномьими огнями и грубым смехом его народа.

На следующий день Барундин с некоторым удивлением получил сообщение от гильдии инженеров.

Он еще не послал им приказа продолжать военные действия, чтобы армия могла быть восстановлена для вторжения в Дуканкор Гробказ-а-Газан. В сообщении говорилось, что сегодня вечером его вежливо пригласили на заседание высшего совета гильдии инженеров. Оно было сформулировано как просьба к королю, но даже король не мог отказать гильдии инженеров в Жуфбаре. Он правил, если не с их согласия, то по крайней мере с их признания. Более крупная, чем любой из кланов, и необходимая для управления холдом, Гильдия Инженеров слабо пользовалась своей властью, но тем не менее власть у нее была.

Барундин провел день, наблюдая за выводом воинов из северных проходов, и провел много времени с Таронином, обсуждая возобновление работы шахт, чтобы руду и уголь можно было снова отправить на плавильные заводы, которые истощили многие запасы во время сражений со скавенами.

Итак, Барундин, вооруженный этой доброй вестью и с легким сердцем, оделся в тот вечер. Собрание Гильдии было формальным событием, отчасти заседанием комитета, отчасти праздником, посвященным Грунгни и другим богам-предкам. Барундин решил оставить свой доспех на подставке. Это был, пожалуй, всего лишь третий или четвертый раз, когда он не надевал его за семнадцать лет. Это было бы хорошим знаком для его народа, их король шел через Жуфбар безоружным, в безопасности в своем собственном царстве.

Он был одет в темно-синие леггинсы и пурпурную куртку с подкладкой, перевязанную широким поясом. Сказать, что годы войны сделали его худощавым, было бы не совсем верно, поскольку все гномы имеют значительную ширину, даже когда голодают, но его пояс был определенно на несколько делений туже, чем когда он взошел на трон Жуфбара. Борода у него была длиннее и теперь свисала до пояса — предмет личной гордости короля. Он понимал, что слишком молод для своего положения, слишком молод в глазах некоторых советников, но скоро сможет использовать застежки на поясе, чтобы закрепить бороду — верный признак взросления и мудрости. К тому времени, когда гроби из Дуканкора Гробказ-а-Газана будут отправлены обратно в свои норы на горе Гунбад, он будет пользоваться всеобщим уважением.

Воины гильдии, несущие щиты с изображением наковальни мастеров-инженеров, пришли за Барундином ранним вечером, чтобы обеспечить эскорт. Он, конечно, знал дорогу, но формальность приглашения должна была соблюдаться для надлежащей церемониальности.

Они повели его вниз, к кузницам, приводимым в движение водяными колесами Жуфбара, которые продолжали медленно вращаться на протяжении всего боя, ни разу не останавливаясь, и огни печей никогда не тускнели. Это была заслуга инженеров, они сделали так много и так мало за эти семнадцать лет, и Барундин решил сделать им комплимент в этом отношении. Он собирался попросить их приложить столько же усилий для еще одной потенциально долгой войны, и небольшая лесть никогда не повредит его делу.

Пройдя через литейные цеха, они пришли в мастерские, зал за залом полных столов и механизмов, от тончайшего часового механизма до могучих литейных кранов производителей пушек. Даже в этот час они были полны жизни — звон молотков, гул горячих разговоров, жужжание и скрежет точильных камней и токарных станков.

В дальнем конце мастерских была маленькая каменная дверь, не выше гнома и достаточно широкая, чтобы в нее могли войти двое в ряд. Каменная перемычка над ней была тяжелой и была покрыта мелкими рунами на тайном языке инженеров. В камень двери был вделан медный молоток в виде кабаньей головы, а под ним — металлическая пластина, истертая веками использования. Один из проводников Барундина взял молоток в руку и быстро постучал им по пластине. С другой стороны послышались ответные удары, на которые инженер ответил еще большим количеством собственных ударов.

Прошло несколько мгновений, а затем дверь со скрежетом скользнула в сторону, темная и неприступная. Стражники-гномы жестом пригласили Барундина войти, и он кивнул, шагнув в дымный сумрак. Еще один охранник на дальней стороне двери приветственно кивнул, когда портал закрылся, возвращаясь на место на скрытых шестеренках.

Он находился в вестибюле ратуши и слышал громкие голоса, доносившиеся из-за закрытых двойных дверей. Несколько маленьких свечей почти не освещали темноту, но его глаза скоро привыкли, и он смог разглядеть колесики дверных замков, вмонтированных в стены вокруг него. Как и вся работа инженеров, они были не только функциональными, но и художественно красивыми. Шестеренки были украшены золотым узлом, а каждый зубец скреплялся толстым болтом, украшенным головкой предка.

Цепи блестели в свете свечей от масла и лака.