Андрей Деткин - Паргелий

Шире тропка стала, островок невдалеке горбится, березка на нем сломанная кроной в воду окунулась. Слушает Гриф, что кругом происходит, время от времени плавно вправо, влево головой водит, глазами по сторонам шныряет. Что-то нехорошее там под ряской извивается, ощущение, как будто его ищет. Змейка какая-то, суетится, то в одну сторону проплывет, волнушку пустит, то в другую и к сталкеру все ближе, а вместе с тем и к веточке.

Ступил Гриф на островок, вдруг слышит позади всплеск, развернулся, присел, во все глаза смотрит. Мелькнуло что-то белое, ушло под воду, только брызги в сторону. Быстро ряска сходится с краев к центру. Глядит сталкер: ни веточки, ни змейки, все снова замерло, затянулось.

Развернулся он и быстрым шагом по вешкам да по кочкам из болота жуткого ходу. Под конец заблудился. До поля только раз доктор водил. Вертел Гриф головой и не видел ни зарубок, ни веток сломанных, ни бревна опрокинутого, подошвами обтертого. Обернулся он, глянул на мертвое болото – мороз по спине пошел.

Ничего не поделаешь, пришлось возвращаться к тому самому островку с белой жабой, затем взять правее, на бледную осину с невнятной засечкой.

Аномалий не попадалось, осмелевшие грачи все увереннее и свободнее шагали по дикой земле. После гибели Рябы, вопреки ожиданиям, отмычкой Качака назначил не Жорика, а Шварца, который громче всех орал на Дрындыра в постыдном моменте и требовал немедленно «херачить на базу».

Один из огнеметов достался следующему за ним Пистону. Второй ЛПО Качака повесил на себя. Запасной ранец с баллонами и пиропатроны тащил Жорик. Черные деревья с желтой периной не попадались, как и проволочные кусты. Их вытеснил смешанный осенний лес со слипшейся гниющей подстилкой, частично обнаженный, с рыжими подтеками на стволах, с валежником, с торчащими, словно ребра, сухими ветками. Никакой живности на глаза не попадалось. Кругом было тихо и оцепенело.

Грачи без проблем прошагали несколько километров, и у них стала возникать мысль: «На кой черт тащим эти железяки?»

Запищало сразу у троих. Отряд остановился как по команде. Невесть откуда взявшийся у Шварца в руках «отклик» определял направление и характер аномалии. Качака водил своим «Велесом» из стороны в сторону и занимался тем же. Жорик обернулся на писк позади себя. Гнутый сунул руку в карман – звук пропал. Лицо при этом у него было непричастным, отстраненный взгляд блуждал по зарослям. Жорику вспомнилось перепуганное лицо Рябы, его слова: «Поцы, у кого есть детектор? Дайте, а».

Небольшая «мясорубка» притаилась под замшелым кустом можжевельника. Ее не стали обкидывать гайками, обошли большим кругом слева.

Неприятности начались, когда лес сгустился, стало больше попадаться лиственных деревьев и кустарника. Грачи продирались сквозь заросли орешника, неожиданно раздался жуткий вопль. Жорик резко оглянулся и никого не увидел. Он шел предпоследним и точно помнил, что за ним был Гнутый. Справа в зарослях снова послышался раздирающий уши крик, за ним треск и автоматная очередь. Спереди загаркали, заорали, через секунду рядом с Жориком возник Соха: «Где?! Где Гнутый?!!». С выпрыгивающими из орбит глазами Жорик шлагбаумом поднял руку и указал на кусты, из которых донесся вопль. Выставив перед собой АКСУ, Соха кинулся в ту сторону. Приближался раскатистый крик Качаки, а с ним и треск, словно падали деревья: «Кто?!! Где?!!»

«Совсем не сталкеры», – промелькнуло в голове у Жорика, успевшего, несколько недель потаскаться с Чапой. Громыхнуло еще несколько раз, а потом выстрелы стихли. Жорик расслышал надрывные резкие голоса. Он раздвинул ветки, вышел на небольшой пятак рядом со старой елью.

Вокруг сидящего на земле с вытянутыми ногами и подвывающего сквозь сжатые зубы Гнутого толпились грачи. Соха колол ему в ногу шприц-тюбик, Пистон заливал его голову зеленкой. Огнемет валялся на земле рядом. Вдруг рот Гнутого раскрылся, и из него вылетел громкий, просто оглушительный вопль, громче того, с которого вся свистопляска и началась. Зашуршали кусты, на поляну выскочил запыхавшийся, с горящими глазами Шварц. В руках он сжимал автомат и носился бешеными глазами по всему, что его окружало.

Жорик приблизился к Гнутому. Все его лицо заливала кровь. С головы, на которой не хватало части скальпа, ручейками стекала кровь вперемешку с зеленкой. Сбегала по лбу, скулам, по коже, которая свисала на щеках лохмотьями и была порезана на тонкие полоски, словно аккуратно распущенная острыми бритвами. С подбородка на штаны лилась темно-зеленая жидкость. Гнутый скреб землю скрюченными пальцами, дергал ногами и орал.

Послышался негромкий удивленный присвист. Жорик повернул голову. Метрах в трех от толпы, не обращая внимания на крики, стоял Качака и смотрел себе под ноги. Жорик подошел и встал рядом. На земле распласталось нечто невообразимое: тощее существо с выпирающим крестцом, с проступающими гребенкой ребрами, с подтянутым к позвоночнику брюхом, с длинными суставчатыми ногами, с бурой сухой, лезущей клоками лишайной шерстью, с шелушащейся кожей на залысинах по хребту, с длинной шеей, с головой то ли большой собаки, то ли теленка, с сильно выпирающими скулами и передними зубами, с большой пастью, из которой свисал окровавленный лоскут кожи с волосами. Изрешеченное пулями, оно лежало неподвижно, и лишь задняя нога мелко подергивалась.

– Мама дорогая, – прошептал Жорик, разглядывая мутанта и поражаясь его формами. – Это ж где таких делают?

Качака повернул голову, некоторое время молча смотрел на парня, затем изрек: «Неправильно ставишь вопрос, Жора. Всех делают тута, на фабрике шмотомяса под названием «Зона». Вот из кого именно? Над этим стоит подумать».

Вопли постепенно стихли и перетекли в непрекращающиеся стенания. Стоя на коленях, Пистон бинтовал голову Гнутому. Открытыми оставались только глаза и рот. В некоторых местах бинт пропитался и сочился кровью. В «технологических отверстиях» марля топорщилась бахромой.

Закончив бинтовать, Пистон со Шварцем аккуратно подтащили Гнутого к ели и прислонили к дереву спиной. Под действием двойной дозы опиоидного обезболивающего веки раненого моргали все чаще и оставались закрытыми все дольше. Гнутый перестал стонать, дыхание успокоилось, грудная клетка вздымалась и опадала равномерно. Он опустил голову на грудь, со стороны могло показаться, что заснул.

Соха подошел к Качаке, вполголоса спросил: «Как с Гнутым поступим? Может, к бэтару с этим отправим?» – кивнул на Жорика. Качака взглянул на Соху, затем на Жорика, приподнял бровь, сказал: «Ща решу». Затем громко скомандовал: «Привал! Полчаса!». Соха остался со старпомом что-то обсуждать, а Жорик примкнул к остальным.