Анна Ермолаева - Смутные времена. Книга 1

– Куда уж понятнее,– кивнул Силантий и поскреб заросший бородой подбородок.

– Брить бороду требуется?– спросил он вдруг и набычился.

– Носи, коль нравится,– улыбнулся Михаил и достал из дорожной сумы папку с бумагами, чернильницу и выложил готовый договор-контракт на обеденный стол.

– Грамотны, аль как?– спросил он хозяина.

– Два класса ЦПШ,– опять заскреб в бороде Силантий.

– Тогда оставляю для ознакомления. Здесь все попросту расписано. Прочитаете, вот здесь впишете свою фамилию, и приходите в школу. Там найдете или вот нас, или Петра Павловича, или Федора Леонидовича. Они будут в курсе.

– А че читать? Я согласен,– Силантий взял в руки гусиное перо и неуклюже макнул его в чернильницу. Потряс над ней, убирая лишние чернила и коряво вывел в указанном месте.

"Семин. Силантий".

– Семин значит?– Михаил присыпал песком чернила и, дав им просохнуть, стряхнул песчинки.

– Да, а что?

– Я же говорил что Семеновым Иваном Ефимовичем, зовут того бойца. Почти однофамильцы вы с ним, однако.

– От одного имени фамилии,– согласился Силантий.

– Ну что же. Ждем вас завтра в школе в 8.00 часов. Занятия у нас начинаются в 9.00, вот за час до них и приходите. Там уж предметно и обстоятельно обо всем переговорим.

Семин Силантий Потапович появился на другой день ровно в 8.00 и с ним долго беседовал Петр Павлович. И даже в спарринге захотел схлестнуться. Но получив пару затрещин, непонятно каким образом, поднял руки, сдаваясь:

– Техника абсолютно непонятная и не поймешь, откуда прилетит плюха. Так что, Силантий Потапович, я ваш первый ученик. А вашу методику будем изучать основательно и внедрять,– пожал уважительно Семину руку и тот запунцовел, как подросток. Когда же ему выдали вещевое довольствие, согласно с установленными нормами, то совсем растерялся, получив в свое распоряжение столько одежды, что даже руками развел на вещевом складе.

– Куда же столько одному? И где все хранить?– Гриня, выполнявший обязанности завхоза ФЗУРМА и по совместительству кладовщика, сунул ему ведомость и, ткнув пальцем в место для подписи, охотно пояснил:

– Комнатенка вам положена для этой надобности. Кабинет называется. На втором этаже, вон того флигеля. Специально ноне пристроили для преподафателеф. Получите ключ от дверей. Номер у вас седьмой. Мебель там имеется кой-какая. Можно, коль надобность возникнет и заночевать,– и помог новому служащему донести имущество полученное в "кабинет".

"Кабинет" был попросту однокомнатной квартирой и обставлен скромно совершенно по-спартански, но Силантий буквально обмер на пороге, увидев на окнах шторы, а на полу паркет. Кровать панцирная и столик письменный его вообще лишили дара речи, а трехстворчатый шкафище с зеркалом и вовсе чуть не сделал заикой.

– Размещайтесь пока,– сгрузил вещи Гриня и уже выходя, напомнил.– Обед у нас в час после полудня. Трапезная на первом этаже при кухне. Переодевайтесь в служивое, да не опаздывайте. С колефтивом знакомиться будете.

А через неделю Силантий уже вписался в учебную программу и «скорешась» с учителем фехтования Кудряшовым Иваном Савельевичем, проводил занятия, да так бойко и уверенно, будто всю жизнь занимался тренерской работой.

Когда же он заявился в первый вечер домой с новой службы, переодетый в "служивое", то домашние его и не признали сразу, а Дуняша всю следующую неделю называла непременно по имени отчеству, смеша Силантия до слез. А получив свое первое жалование на новой работе, Силантий отправился не домой, как предполагали коллеги, закупившись всяко-разно, а к соседу – Митьке Пряхину. С которым рос от сопливого детства бок о бок, был даже в родстве дальнем и с обозами купеческими хаживал вместе бывало, в сторожах.

Избенка Пряхиных напротив Семиных перекосилась и семья в этот год бедствовала по причине затянувшейся осени. Глава семейства никак не мог найти постоянную работу и перебивался случайными заработками. Семья подъедала последние запасы и сидела в буквальном смысле слова на хлебе и воде. Дрова, опять же, заканчивались и избу едва протапливали, поэтому семейство сидело, замотавшись во все имеющееся тряпье, а в хлеву жалобно мычала полуголодная скотина. Корма Пряхины также не запасли, и Митька чесал голову, решая дилемму, как поступить со скотиной. Продать или зарезать. И так и так получалось пакостно и обидно. Когда Силантий ввалился в горницу и перекрестился на закопченный образ Николая Угодника в красном углу, хозяин обмер и, открыв рот, вытаращившись на него, как на покойника, вставшего из гроба.

– Чего уставился, Митяй? Аль не узнал? Принимай гостя, накрывай стол,– обратился к нему Силантий, стоя на пороге.

– Так ты че… выздоровел чтоль?– опомнился Пряхин, растягивая губы в улыбке.

– А ты надеялся, что Богу душу отдам? Нет, брат, я еще пожить решил маненько. Вот Ванюшку женю, да Манюшку замуж выдам, тогда и на погост, а пока хрен вот вам,– оскалился ответно Силантий.

– Мстить пришел?– ссутулился Митька.– Убьешь теперя? В своем праве ты, че там…

– Мстить? Нет, поговорить,– Силантий прошел к столу выскобленному ножом до белизны видимо совсем недавно и поставил на него корзину. Потом так же обстоятельно начал выгружать рядом всякую всячину, заставив все семейство Пряхиных вытаращить глаза и сглотнуть дружно слюни. Трое детишек, мал, мала, меньше таращились на кульки с пряниками, связку бубликов и еще несколько бумажных кульков, из которых просыпались на стол яркие конфетные фантики.

Силантий сунул в руки обмершей Танюхи Пряхиной – супруги Митьки свиной окорок и кивнул на мешок оставленный им при входе.

– Вона там крупа, да картошка. Вари, мать, ужин для семейства. А рот закрой, не ровен час запрыгнет, что непотребное. Ребятня, налетай на пряники без стеснения, а мне с вашим тятькой посудачить надо,– Пряхины все еще в ступоре пребывая, пялились на гостя и он рявкнул совершенно по-свойски, приводя их в чувство:

– Ну, что рты раззявили? Петька, за водой, Татьяна, шевелись, давай с чугунками, остальные марш к столу, угощаться. Петрухе оставьте,– и семейство засуетилось, выполняя команды.

– Пошли во двор, Митяй, не будем мешать,– предложил нежданный гость хозяину и тот послушно двинулся за ним следом, растеряно оглядываясь на гомонящих у стола детишек.

Во дворе Силантий взял Митьку за ворот и, притянув к себе, тихо произнес, глядя в его широко раскрытые от испуга глаза.

– Я чего зашел-то, Матвей? Спасибо зашел сказать, за то, что не зашиб до смерти в ту ночь темную. Молчи, знаю, что скажешь. На все Воля Божья и Он тебе Судья. Нет у меня к тебе претензий. Коль дубину взял в руки, стало быть, шибко обижен был, а я по шалопутности видать и не припомню за что. Видать, походя как-то зацепил, да и сам не ведал, что сотворил. Так что спасибо, брат, и прости, коль сможешь. Ведь не за полтину же серебра ты совесть продал?– Митька вытаращил глаза совсем по-рачьи и хлопал губами, не зная, что сказать.