Сергей Волков - Амулет (Потревоженное проклятие)

— А ни че бабца! — кивнул Пеклеванный ей вслед: — Ты вчера гандон-то хоть надевал?

Я отрицательно помотал головой.

— Ну и дурик! Я же тебя предупреждал — возьми!

— Я взял, да как-то не сложилось…

— Эх ты! Теперь, как приедем, сразу иди в «пиписькин дом»!

— Куда?

— В кожвендиспасер! У этих трассовых лярвов чего только не бывает — и трепак, и сифон, и кое-что похуже!

Мысль о том, что я мог подхватить какую-нибудь венерическую заразу от грязной трассовой проститутки, перепихнувшись с нею в кабине «Камаза» на Богом забытой площадке для отдыха водителей где-то под Самарой, здорово расстроила меня, в добавок простуда разыгралась с новой силой, и я только прохрипел в ответ: «Теперь же все лечиться!», скорее пытаясь успокоить себя, чем водителя.

Видимо, у Бога, в которого я не очень-то верю, для всех есть мера испытаний и бед, и мы свою исчерпали до дна, поэтому-то до самой Московской Кольцевой автодороги, к которой мы подехали в двенадцатом часу, ничего с нами не произошло.

Въезжали мы в Москву по Рязанскому проспекту.

— Куда сейчас? — поинтересовался Пеклеванный, вытряхивая из пачки последнюю сигарету.

— В смысле — куда?

— Ну, разгружаться где будем?

— А где ты должен был разгружаться?

— Вообще экспедитор должен был указать, где! А теперь-то что делать?

— Поехали ко мне! — махнул я рукой: — Там и разгрузимся!

Через полчаса мы подъехали к моему дому. У меня при виде его даже сердце защемило, настолько родной, уютной и привычной показалась мне старенькая, обшарпанная пятиэтажечка! Я вспомнил, как завидовал Паганелю, имеющему такую крутую квартиру, и подумал, что там, у него, по сути каждая вещь омыта кровью — или кровью древних, давно исчезнувших людей, или кровью наших современников. Откуда мне знать, скольких, как Николеньку и Леднева, настигла смерть по указке Логинова?

Мы за час перетаскали все ящики из кунга в мою квартиру, взгромоздив всю комнату. Я вскипятил чайник, мы посидели на кухне, попили чай, покурили, и Пеклеванный засобирался:

— Командировка у нас до девятого! Сегодня уже час, как шестое, значится так: девятого с утреца я тебе звоню, заезжаю, и мы возвращаемся на базу, как огурцы — типа только приехали! Ты только эта… Ну, бумаги все сделай, и если че — я ни при делах! Лады?

— Лады… — я пожал его руку, и Пеклеванный ушел. Спустя минуту до меня донесся звук заработавшего двигателя. Уехал.

До трех ночи я разбирался с ящиками. Судаков напихал в них все, что можно было взять с собой. Например, в одном ящике лежали две здоровенные темные лиственичные плахи, в другом — каменная плитка с пола. Саму мумию Судаков сложил пополам, предварительно раздев, отрезал голову, и в таком виде упаковал все по ящикам.

Признаться, меня здорово мутило, когда я извлекал пакеты с мумией, у которых под пленкой угадывались очертания человеческого тела. Мумия попахивала, я обвязал ее веревками и вытащил на балкон, прикрыв старыми серыми фанерками. Голову, вложив в хозяйственный пакет, поместил в холодильник. Остальное компактно переложил в три ящика, и сел отдохнуть — у меня снова поднялась высокая температура, голова раскалывалась, ломило все тело, и страшно хотелось спать.

Я вытащил из шкафчика на кухне все таблетки, какие только были в доме, и высыпал их на стол. Гулина терапия буквально поставила меня на ноги, но вся эта беготня по ночному Октябрьску, ночевка под Самарой, долгая дорога до Москвы все же измотали меня, и я чувствовал, что мой недуг возвращается.

Я быстро отыскал баночку олитетрина, заглотнул сразу пять штук завтра с утра мне предстояло много думать и много делать, и антибиотик за ночь должен был убить болезнь в моем теле.

Не раздеваясь, я рухнул на кровать, и мгновенно уснул — все, путешествие закончилось!

Олететрин сделал свое дело — утром, которое для меня наступило в полдень следующего дня, я проснулся почти здоровым. Первым делом я нагрел ванну, залез туда и час драил себя всеми известными мне способами, чуть ли не в стиральном порошке полоскался.

Наконец, чистый, благоухающий одеколоном, я облачился в свежее белье, натянул рубашку, трико и вышел на кухню — покурить и подумать над своими дальнейшими действиями.

Единственным моим предполагаемым союзником мог бы стать Борис, но я не был уверен, что и он — не из шайки Паганеля, и тоже только разыгрывал из себя простачка-археолога. Нет, процентов на девяносто девять я был уверен, что Борис — честный и порядочный человек, но на один процент — не верил, и это меня мучило…

В конце концов я решил все же съездить к нему — на Алтай они собирались после праздников, по идее Борис должен был быть дома, а кто он, бандит или нет, решиться на месте!

Я захватил денег, решив поесть по дороге — дома все равно ничего не было, и уже выйдя на улицу, пожалел, что не взял какой-нибудь предмет из кургана, показать Борису.

Нас не было в Москве дней пять, но за это время не изменилось ровным счетом ничего — та же промозглая, сырая погода, те же озабоченные, затырканные жизнью люди. Меня всегда поражало — и у безработной матери пяти детей, живущих на куцее государственное пособие, и у раскормленного «нового русского», вылезающего из «шестисотого» автомобиля с сотовым телефоном в руке, одно и то же выражение лица. И те, и другие хотят отдохнуть, нет, даже не отдохнуть, а скорее — остановиться в этой бесконечной жизненной гонке, выбросить из головы каждодневные мысли о деньгах, продуктах, пеленках, колготках для детей, о бандитах, банках, нечестных партнерах, наглых любовницах. Мы — страна загнанных лошадей, а что с ними делают, всем известно…

Электричка высадила меня на нужной станции и загрохотала дальше. Я пошел по знакомой тропинке через уже полностью облетевший лес, вспоминая, как красиво, ярко и свежо алели, желтели, багровели тут листья в сентябре…

У калитки дома Бориса я остановился — ну, будь что будет, пусть даже Борис и связан с Паганелем, но убивать я его не буду! Хватит! Надо было вообще оставить наган дома, но, как говориться, хорошая мысля…

Скрипнула дверь, и на крыльцо вышел Борис с ведром в руках. Увидев меня, он расплылся в улыбке: «Серега! Здорово! Не ожидал! Как дела?».

Мы вошли в дом, и искатель потащил меня за стол, я приехал как раз к обеду. Сестра Бориса, Светлана, немолодая уже женщина, безмужняя мать двоих детей, внесла и поставила на стол огромную кастрюлю со щами. Истосковавшийся по домашней пищи, я ел за троих, благо, стол ломился от всяких русских осенних разносолов — салаты, грибы, квашенная капустка с клюквой, маринованные помидоры, соленые огурцы…