Черил Фрэнклин - Инквизитор

«А может быть, — думала Акрас, — я слишком долго вынуждала Ареса страдать под властью брата. Настало время смерти для детей предателя — для всех троих!»

Акрас вздохнула, расстроенная собственным нежеланием довести до конца свои планы. Она не может позволить себе слабости, не может больше откладывать последнюю месть. Она должна думать о Роаке не как о своем сыне, а как об отродье предателя-реа.

«И все же именно Роаке подготовил для предателя долгую и мучительную смерть, — невольно подумала Акрас. — Как должен страдать предатель-реа, видя разрушение всего, созданного им! Даже хорошо, что он исчез, прежде чем Аресу удалось схватить его. Если бы Арес привел предателя ко мне, я приказала бы сыну убить его на месте, а такая смерть была бы для него слишком легкой. В конце концов, он остается моим пленником, и я дам ему испытать хотя бы частицу моих долгих мучений, прежде чем даровать забвение смерти».

Акрас застегнула жилет из кожи луа и скормила ненасытному бори остатки змеи, пойманной и убитой двумя воинами-реа. Бори сделал перерыв и застыл, почти полностью сливаясь со стромвийской землей, на которой лежал.

Звуковой шок трижды прогремел в воздухе планеты, и Акрас поняла, что ее старший сын все еще служит клану Реа и все еще верит своему вождю. Акрас надеялась позволить ему погибнуть в бою, но он оказался более упорным, чем она ожидала. Теперь Роаке, должно быть, вернулся и неожиданно атаковал.

Верил ли Арес на самом деле, что его брат — предатель? О мыслях младшего сына всегда было нелегко судить. Но Акрас не сомневалась в главном: Арес доверяет вождю клана. Роаке постоянно нуждался в поводке, так как был чересчур независим, но Арес никогда не проявлял неповиновения.

Громовые раскаты сменились гнетущей тишиной. Бори возобновил обед, с шумом и треском разгрызая змеиное мясо, но стены пещеры приглушали обычные звуки, которые не сотрясали землю, подобно звуковому шоку, и не передавались по изобретательно сконструированной стромви корневой сети, подобно щелкающей речи. Акрас задумчиво смотрела на вялое тело бори, пытавшееся ассимилировать черты змеи, которое оно поглотило, и земли, на которой оно лежало. Она выбрала своего бори за его способность к эффективному искажению света, хотя он обладал лишь слабым подобием инстинкта к перемене формы, свойственного самым редким и дорогим особям.

Бори были тупыми и злобными существами, но их способности как хамелеонов оставались непревзойденными. Кожа и внутренние органы бори обладали необычайной гибкостью, а особенности кожи позволяли им отражать или поглощать свет. Некоторые бори использовали каждую клетку кожи для имитации тех или иных формы и цвета, в то время как другие могли принимать лишь один маскировочный облик. Те бори, которых реа носили в качестве плащей, не отличались особым опытом и могли приобретать подобие только предметов и существ, не превышавших их по размеру. Конечно, их способности можно было развить до определенной степени при помощи тренировки, но система методов обучения до сих пор не была разработана.

Отец Акрас принес первого бори как военный трофей. Существо показалось ей отвратительным — его изменчивость оскорбляла ее концепцию чести Реа. Зато предатель-реа сразу оценил возможности хамелеонов.

«Они похожи друг на друга, — мрачно думала Акрас, — лживые и вероломные сначала маскирующиеся под свое окружение, а потом наносящие удар своим хозяевам. Глупый Консорциум, верящий, что предатель-реа уважает какой-то закон, кроме своего собственного; глупая Акрас, считавшая, что он когда-то любил что-то, кроме собственной власти».

Акрас коснулась покрытых шрамами щек, проводя пальцами по твердым рубцам намеренно неисцеленной плоти.

— Он умрет, — прошептала она, — вместе со всем, что ему дорого.

Акрас накинула на плечи сытого бори и направилась к лазейке в дом, чтобы завершить дело, прерванное неугомонным соли. Она включила маленький передатчик — примитивное устройство, выбранное Реа за его невосприимчивость к энергии даар'ва. Вскарабкавшись в дом через дыру в полу, Акрас отправила заранее подготовленное зашифрованное сообщение Роаке.

Нгури с удовлетворением щелкнул, когда «сокровище» отозвалось на звуковой шок последовательностью символов. Каждый фрагмент отобранной информации он скармливал анализатору ксиани. Прибор был рассчитан на растительные формы жизни и требовал дополнительных данных, но мог экстраполировать состав и характерные черты любой системы по мельчайшим обрывкам данных. Описание символического языка, управляющего «сокровищем» Бирка, отличалось от расшифровки генетических кодов, для которых ксиани сконструировали свой анализатор, лишь по масштабам.

Нгури мог бы дать «сокровищу» и другие названия. Бирк использовал его как оружие; другие, менее склонные к разрушению, чем Бирк, но менее заботившиеся об окружающей среде, чем калонги, создали его для адаптации к планетным условиям. Нгури однажды поверил Бирку, но он никогда не повторял своих ошибок.

Калем обыскивал кабинет своего отца с чувством вины, которое его раздражало. Он не нашел ничего более полезного, чем архивные записи, касающиеся разведения роз, на тонких пленках, снабженных печатью Нгури. Никаких знаков или эмблем власти Бирка Ходжа. Эту функцию выполняли чудовищный дом и ферма — символы меньшего размера не сработали бы на Стромви.

Сидя в отцовском кресле, Калем испытывал удовольствие от собственной дерзости. На какой-то момент он вообразил, что нелепое предположение Джейса Слейда за завтраком верно и что Бирк Ходж умер в этой самой комнате за этим самым столом. Калем положил руки на гладкую блестящую столешницу, наслаждаясь прикосновением к холодному черному дереву. Строгая обстановка кабинета была в духе Бирка. Калем царапнул по столу ногтем — неприятный звук показался эхом горьких мыслей о презрении, которое испытывал к нему отец. Долго скрываемое возмущение получило новую пищу в виде неожиданной деловой поездки Бирка, о которой он сообщил Харроу, но не Калему.

Но самым раздражающим в этой запутанной ситуации было то, что он не в силах вспомнить, когда уехал Бирк Ходж и когда прилетел Харроу со своим диким спутником Аресом. Их прибытие, очевидно, прервало рейд, послуживший причиной смерти Нгои, но единственным воспоминанием Калема об этом значительном событии был едкий запах горящей смолы.

Более-менее четкие воспоминания Калема ограничивались несколькими микроспанами после вспышки гнева Сильвии в холле, когда туда вбежала Риллесса, что-то бессвязно бормоча об «Этом». Калем помнил свой спор с Сильвией о том, идти им следом за Риллессой или нет, но исход спора терялся в тумане. Он смутно припоминал, что Харроу и Арес внезапно приняли участие в дискуссии и что вроде бы они решили предоставить Риллессе самой разбираться со своими проблемами. На будущее Калем зарекся употреблять крепкие «чужие» напитки, которые хранил его отец.