Андрей Уланов - Автоматная баллада

— И ты… — Анна задохнулась, слов не было, да и звуков тоже… и вообще ничего нельзя было сделать.

Потому что Швейцарец был, скорее всего, прав. Как всегда.

И, что было куда важнее, только он успел хоть как-то научиться управлять ракетами — тренироваться двоим было бы слишком расточительно и потому рискованно.

— Десять секунд, — повторил Швейцарец. — Они должны успеть.

Они успели, выстрелили и даже попали — танк буквально подпрыгнул, когда на его броне расцвёл ослепительно-белый бутон… и через секунду взорвался, исчез в облаке огня и дыма, сорванная башня рухнула на землю метрах в трёх от полыхающего остова…

А ещё через миг оставшиеся два танка плюнули огнём.

Второй снаряд прошёл слишком высоко, бесполезно рванув землю далеко позади пушки, рядом с ней взметнулось лишь одно причудливое дерево из дыма и пыли — и правый танк, натужно ревя, стал разворачиваться, явно решив на случай промаха довершить работу пулемётами и гусеницами. Стоявший на левом фланге укоротившейся цепи остался на месте, доразвернув в сторону пушки лишь башню — в башню он и заполучил рыжий росчерк «ПТУРа»… но прежде успел сделать ещё один выстрел.

Во втором танке сообразили, что именно происходит, а сообразив, бросились прочь из могучего стального чудовища, внезапно превратившегося в мишень. Далеко, впрочем, убежать им не удалось — сначала на левом фланге разом «ожили» пулемёты, а когда командиры «огоньков» попытались развернуть цепь, их накрыл миномётный залп. Всего один — правильно переносить огонь расчёты не умели, и потому стрелять по бегущим Швейцарец им попросту запретил.

Бой закончился в считаные минуты, и когда Анна и Швейцарец начали спускаться с холма, выстрелов уже почти не было слышно. Только время от времени гулко хлопало со стороны горящих танков, а когда они дошли до пушки, остался только ровный гул пламени.

На огневой — бывшей огневой — хозяйничала смерть.

«Почище любой катаны, — отрешённо подумала Анна, — в десять, нет, в сто раз». Смерть была прихотлива — почти не тронув одних, она изрядно поглумилась над другими.

…Наводчик полусидел, обняв искорёженный осколками затвор.

…Наташка прижимала к себе снаряд, и веснушки казались почти чёрными на побелевшем личике.

…левая рука подносчика, чьё имя Анна так и не запомнила, сжимала пучок вырванной травы, а полуприсыпанная землёй правая виднелась в трёх метрах, словно отброшенная за ненужностью палка.

И она могла лишь догадываться о том, что едва заметные тёмные пятна на траве — это и есть единственный знак, единственный оставшийся след того, что Коля Сельгин когда-то ходил по этой земле… жил… радовался… пока разорвавшийся в метре перед ним танковый снаряд не стёр его взмахом осколочного веера.

А тот, кто был виноват во всём… кто позволил смерти прийти и совершить всё это — он стоял рядом с ней и смотрел. Без тени эмоций.

И это было невыносимо!

— Ну что?! — бешено заорала Анна прямо в его лицо, в эту проклятую неподвижно-равнодушную маску. — Ты доволен?! Теперь ты доволен?! Смотри, хорошо смотри… нравится зрелище?! Ведь это ты убил их, слышишь, ты! Всех этих людей убил ты!

Маска не дрогнула — и тогда она, взвыв, замахнулась, собираясь вцепиться когтями так, чтобы из-под чёртовой личины брызнула, наконец, живая кровь. Стянуть, в клочья изодрать…

И замерла, ощутив горлом холод стали.

— Опусти руку, — негромко приказала Белоснежка. — И отойди от него.

Только сейчас в глазах Швейцарца что-то неуловимо дрогнуло.

— Этих людей убил не я, — он говорил медленно, делая чуть ли не по секундной паузе после каждого слова. — Те, которых я, они там, — он мотнул головой в сторону поля, — в танках… догорают. И остальные, что там лежат… если ты думаешь, что мина оказывает на человека менее ужасное действие, чем танковый снаряд, можешь сходить и убедиться в обратном.

«Как гвозди, — подумала Анна, — эти его слова — как гвозди…

…гвозди, которыми прибивают к кресту».

— Зачем?

— Затем, что это — война, — сухо произнёс Швейцарец. — Вот так она и выглядит. Ты не знала этого? Я тоже… только догадывался.

— И что ты будешь делать теперь? Когда — знаешь?

— Я её закончу!

— «Васильки» пусть установят здесь, — приказал он. — Организуй! Пусть тащат из лагеря все мины, все, что есть, до последнего ящика. И воду, вёдрами. Обстрел должен быть непрерывный, два стреляют, два остывают!

— Все мины? — изумлённо переспросил Игорь.

— А ты как думал? — Швейцарец криво усмехнулся. — Это бой — последний, он же решающий. Те, в «Огоньке», это понимают отлично и драться будут отчаянно. И ты пойми наконец — тому, кто сегодня победит, никакие мины-снаряды и прочее уже не потребуются… а тому, кто проиграет, тем более!

Он был весь в масле и копоти — «огонькам» всё же удалось зажечь их трофейный танк, но добились они этого успеха слишком поздно, чтобы переломить ход сражения. Траншеи перед оградой были уже давно захвачены, бетонный забор проломлен в пяти местах, чадно горели столовая и один из жилых корпусов. И хотя засевшие в остальных строениях продолжали драться с отчаяньем людей, которым некуда отступать и не у кого просить пощады, исход боя уже не вызывал сомнений.

— Я понял, — быстро сказал Игорь. — Миномёты сейчас будут.

— Хорошо. И, — Швейцарец огляделся, — передай третьему взводу, пусть активнее двигаются вперёд, их туда не спать посылали. Вон, гляди — между корпусами какие-то шальные «огоньки» вовсю перебегают… куда этот Жигов смотрит… вместе со своими пулемётчиками? Пусть броском идёт к стене, перекрывает огнём окна и гранатами, гранатами… что, как на учениях, так первый, а как в бою, так всё забыл?

— Гранат мало уже, — озабоченно произнёс Игорь. — А этих гадов ещё выкуривать и выкуривать.

— Трофеи где? — оскалился Швейцарец. — Пятьдесят человек в трофейную команду были выделены? Чем они занимаются, ботинки себе выбирают? Гранаты нужны, ленты снаряжённые нужны… всё ж есть, всё валяется, подобрать и принести! Давай, шевели своих! А то, я смотрю, вы, похоже, решили — ура, победа, можно расслабиться, можно уже и на рожон лишний раз не лезть! Хрена — если сейчас не дожмёте, будет вам не победа, а… — он увидел идущую к нему Анну. — Короче, давай, покажи, что ты тут главный, а не так, памятник самому себе!

— Я искала тебя.

— А чего меня искать-то было? — удивился он. — Я вон где, — Швейцарец мотнул головой в сторону костра имени «Т-55», — был. Чёрт, жалко танк, я уж было думал его забрать, вместо бэтээра. У него и броня потолще, и проходимость не в пример.

— Я искала тебя, — повторила Анна. — Хотела сказать, что Белоснежка тебя звала.

— Ничего не понимаю, — озадаченно произнёс Швейцарец. — Я же приказал ей рядом с тобой быть. И вообще, где она?