Андрей Уланов - Автоматная баллада

— БТР сюда не заедет.

— И не нужно, — Анна, схватившись за ручку шкафчика, дёрнула… нахмурилась, упёрлась ногой в стену, рванула ещё раз.

— Там ключ нужен.

— Вот уж извини, чего не было, того не было!

— Тогда отойди.

В крайнем случае, можно было бы попытаться дотащить трос от броневика, но этого не потребовалось. С третьей попытки Швейцарец сорвал дверцу.

— И что дальше?

— Диктуй!

Когда-то это был самый обычный листок, вырванный из обычной довоенной школьной тетради в клеточку. С тех пор ему не раз довелось промокнуть, его рвали и склеивали заново, а весь правый верхний угол представлял собой большое бурое пятно. Но длинный ряд цифр, записанных каким-то торопливым карандашом, был ещё вполне различим.

— Двадцать два… — начал Швейцарец, — ноль четыре…

— Медленней! Краска облупилась, ни черта толком не разобрать!

— Восемнадцать… семьдесят… ноль семь… ха, ну конечно же!

— Ты чего?

— А ты не поняла? Двадцать четыре цифры, три раза по восемь… день, месяц, год. Три даты, которые здешние «клиенты» должны были вспомнить в любых обстоятельствах. Двадцать два ноль четыре… двадцать второе апреля тысяча восемьсот семидесятого — вспоминаешь?

— Нет.

— И чему тебя только учили, — насмешливо сказал Швейцарец. — Если день рождения главного ёжика, то есть дедушки Ленина, знать не знаешь.

— Хватит. Умничать. Диктуй. Цифры.

— Ноль семь… одиннадцать… девятнадцать… семнадцать… Великий Октябрь, запомни на будущее. И последняя дата — двадцать один… ноль один… девятнадцать… двадцать четыре… это дорогой Ильич волею божьей помер… впрочем, как закоренелый безбожник, он, скорее всего, просто помер…

— Есть!

— И что дальше?

— Должно включиться.

— Что?

— Лифт. За этими створками — лифтовая шахта, если ты не понял.

— Ах, ли-и-ифт, — протянул Швейцарец. — И ты всерьёз полагаешь, что там есть чему включаться. От чего это убежище должны были запитывать? От реактора?

— Нет. Что-то гидроэлектрическое на подземных водах.

— Тогда забудь.

— Почему?

— Потому что один шанс на миллион был у твоей системы, — пояснил Швейцарец, — уцелеть, когда в нескольких километрах мегатонны бабахали. Тут же почва наверняка ходуном ходила…

— Должна быть и аварийная система, — упрямо возразила Анна.

— На аккумуляторах? Брось, неужели ты думаешь, что за столько лет…

— Эти, — перебила его девушка, — не сдохнут и через век! Слышишь?

Он и в самом деле услышал, точнее, сначала почувствовал, а потом уже расслышал низкий гул, доносящийся откуда-то снизу. Он становился всё яснее, чётче, приближаясь, — меньше чем через две минуты створки лифта с лязгом и скрежетом расползлись в стороны, и по уже привыкшим к полутьме коридора глазам Швейцарца резанул желтоватый свет.

— Едем.

— Если эта штука застрянет, мы из неё не выберемся.

— Предпочитаешь лезть вниз по шахте, все двести метров?

— Нет.

Просто было бы обидно сгинуть вот так, мысленно договорил он, в стальном гробу, куда сунулся по чьей-то глу… впрочем, какая разница?

— Тогда не чеши языком!

А ведь она нервничает ещё больше меня, понял Швейцарец, вон как за автомат хватается, даже пальцы побелели.

Сам же он, вслушиваясь в ленивое гудение далеких моторов, неожиданно для себя успокоился. Лифт медленно полз вниз, лампа светила ровно, почти без скачков — похоже, у здешних батареек и впрямь ситуация с гарантийным сроком обстояла весьма и весьма неплохо. «Впрочем, главное — чтобы их заряда хватило нас потом наверх вытащить, — озабоченно подумал он. — А то едем, едем… что там Анна про двести метров говорила? Тут уже все триста…»

Лифт остановился.

На миг свет погас, и Швейцарец даже успел на удивление равнодушно, словно бы всё происходило и не с ним, подумать — всё-таки попались! Однако меньше чем через секунду лампа вновь начала разгораться — а за раздвинувшимися створками открылся длинный тоннель с её близняшками в забранных металлической сеткой плафонах. Похоже, решил Швейцарец, их-то подключение и дало скачок напряжения — коридорчик выглядит отнюдь не коротким, сто метров только до угла, а на сколько он всего тянется…

— Ну вот, — голос Анны дрогнул, — почти на месте.

Она стояла, словно не решаясь ступить на бетон, и получилось, что Швейцарец вышел из лифта первым. Рискованно — незваных гостей вполне могли ждать ловушки, ничуть не менее устойчивые к пролетевшим годам, чем аварийное освещение, но в эту опасность ему верилось слабо. Вот дрянь какая-нибудь тут вполне могла завестись. И вовсе не обязательно ею окажется двухметровый подземный монстр, с клыками, жвалами, ядовитой слюной и зазубренным хвостом — неприметная плесень может оказаться куда опаснее… так что перчатки с респиратором лучше оставить на месте. А вообще странно, что красный коврик не подстелили, тут ведь не простые смертные должны были расхаживать, а живые полубоги из Политбюро.

Они дошли до угла — догрохотали, ехидно отметил он, в пустоте тоннеля звук шагов получался редкостно грохочущим, словно не два человека, а рота слонов маршировала. Впереди виднелась дверь, точнее — массивный люк, даже от угла было видно… и ясно, что это именно то, за чем они шли. Швейцарец прибавил шаг, затем вдруг понял, что Анна отстаёт — но довести, закончить эту мысль уже так и не успел.

Всё произошло очень быстро.

Не было времени думать, осознавать. Просто в какой-то миг сзади вдруг повеяло холодом… свежевырытой могилы — и тело принялось за привычную работу.

Шаг влево-вперёд, разворот — и пули из нацеленного в спину ствола впустую рвут воздух. А в ладонь уже привычно легла рукоять, и отработанное движение выводит «210-й» на финишную прямую — на полметра выше ослепительно-бешеного автоматного мотылька. Она проиграла, первые две из очереди — это был её единственный шанс, потому что сейчас отдача увела ствол вправо-вверх и вернуть его она уже не успе…

Анна действительно не успела. Бы. Но то ли «сыграл» оставшийся с последней разборки не закрученным до конца компенсатор… то ли автомат всё-таки решил отомстить за прежнего хозяина — и отдача резко дёрнула ствол «АКСа» влево, перечёркивая Швейцарца горячей строчкой.

В него попали четыре пули. Следующая высекла сноп ярких искр из бетона стены, и опомнившаяся Анна рванула автомат вправо, снова перечеркнув его алым пунктиром, но это не имело ровным счётом никакого значения. Он был уже мёртв.

Швейцарец был уже мёртв, хоть и продолжал двигаться, — инерция разворота заставила его сделать ещё шаг, а затем швырнула спиной о стену. Долго — целую секунду — он стоял, словно прислонившись, опустив руку с пистолетом и вглядываясь во что-то перед собой… что-то, видимое лишь ему одному. А затем улыбнулся — странный посмертный каприз лицевых мышц — и медленно сполз вниз, оставив на бетоне широкую полосу, казавшуюся в зыбком свете аварийных ламп тёмно-багровой, почти чёрной.