Андрей Посняков - Крестоносец

– А толмачи где? – сжав в руке палку, Михаил неприязненно посмотрел на ребят.

– Мы и есть толмачи, – испуганно отозвались те.

На столе перед ними что-то лежало… какие-то стекляшки…

Некогда было рассматривать!

Услыхав снаружи чьи-то крадущиеся шаги, Ратников погрозил сразу притихшим парням палкой и рванул на себя дверь…

Первым влетел дюжий служка… получив по кумполу, растянулся на полу, второй оказался осторожней – рванулся было бежать, но и его Михаил достал таки палкой. Метнул – попал по затылку… Шпынь взвизгнул, пошатнулся, громко и жалобно закричал… и повалился в навозную кучу ничком. Самое ему место!

– Что? Что тут такое? – закричали выбежавшие из корчмы люди.

Видать, услыхали таки крик.

– А черт его знает! – улыбнулся им Миша. – Какая-то пьянь в куча упала. Да… в еще в избенке кричали, подите-ко, гляньте…

И, проводив глазами метнувшуюся к курной избенке толпу, насвистывая, зашагал в воротам.

И вдруг застыл. Повернулся… Вспомнил…

Вспомнил. Что за стекляшки валялись на столе перед толмачами! Те самые осколочки… коричневато-желтые… Господи! Неужели…

Сплюнув, Ратников решительно бросился обратно в избенку.

Ратников не стал наезжать на парней сразу – слишком уж много вокруг было свидетелей, и откуда только набежали? А, впрочем, ясно – откуда – из корчмы. Но, с другой стороны, сидели себе, сидели, потягивали бражицу да медвяной квас, и вдруг – сорвались: ах, ах, никак бьют кого-то? Скорее, конечно, из любопытства – не вступиться, а посмотреть… Ну, да смотреть и не на что было – побитый Мишей служка свалил, а молодые толмачи сидели себе смирно, не рыпались. Ну, были осколки на столе – желто-коричневые… Так, может, не стекляшки – янтарь?

Ан, нет – точно они, Михаил нагнулся, хорошо рассмотрев витой «змеиный» узор. Но действовать пока не стал – опасно, слишком уж людно кругом, вот и решил наведаться по-тихому завтра.

А завтра, с утра уже, на постоялом дворе началась суета – бегали служки, топили печи, таскали из пилевни солому – ждали гостей из Смоленска по санному пути – в Дерпт и далее, в Ревель. Ратников тоже проснулся – снимал для себя каморочку в углу – только разбудил его вовсе не общий шум – экая безделица! – о, нет, кто-то настойчиво колотил в дверь.

Кого еще черт принес?

Быстро накинув на плечи кафтан, Миша, на всякий случай, придвинул поближе длинный засапожный нож и откинул кованый крюк:

– Кто?

– Разрешишь ли войти, милостивец?

Михаил удивленно хмыкнул – вот уж если кого и ждал, так только не этих! А тут явились – оба-два – усатый корчемный служка с перевязанной грязной тряпицею башкой и Опанас Сметанников с хитрой рожей. Насчет башки – это вчера Миша постарался.

И чего ж, интересно, они приперлись-то? Смирно стоят, не похоже, что для разборок.

– Ну, заходите, – Ратников распахнул дверь пошире.

Войдя, оба гостя смиренненько перекрестились на висевшую в углу иконку и вдруг разом упали на колени:

– Прости нас, батюшка, за вчерашнее. Извиняй – бес попутал!

– Ладно, – Мише уже стало очень интересно – а чем, собственно, вызвано сие превращение вчерашних волчин в нынешних белых и пушистых овечек. – Садитесь вон, на лавку. Бражки выпьете?

– Коли угостишь, милостивец…

– Да пейте – жалко, что ли? – Ратников кивнул на стоявший на сундуке кувшин с кружкой. – Уж извините, за второй кружкой сами идите…

– Да мы с одной.

Выпив по очереди, снова уставились очи долу.

– Ну? – не выдержал Ратников. – Так вы только извиниться явились?

Усач – понятно, но почему пришел Сметанников? Его-то Миша не видел, вряд ли и догадался бы, что тот при делах.

– Не токмо… – отвечал за двоих служка – похоже, он был в этой парочке за главного – дюжий, коренастый, усатый, лицо такое… Ратников присмотрелся – на рожу фашистского прихвостня похоже, какого-нибудь зажравшегося полицая.

– Мы, батюшка, отслужить готовы, – подобострастно осклабился Опанас. – Что тебе надобно – говори, сладим!

– Что надобно? – Михаил усмехнулся и задумчиво взъерошил затылок. – Песни какие знаете? Пойте!

– Что?! – незваные гостюшки удивленно переглянулись.

– Правда, что ли, петь? – угрюмо переспросил служка.

Миша улыбнулся:

– Шучу! Уж, не беспокойтесь, сыщу вам дело поинтересней. Скажите-ка вот только для начала – кто вас прислал? Что молчите, кобенитесь? – Ратников и сам с удовольствием хлебнул бражицы из кувшина, с утра – самое оно то! – Ладно, не хотите говорить, не надо – сам догадаюсь. Онфимий Рыбий Зуб – угадал?

Гостюшки поникли голосами, правда, вслух так ничего и не сказали, да Михаил и без их слов сразу догадался – угадал. Хотя, чего тут было угадывать-то? Ясно, что упыри эти не сами пришли, ясно, что босс у них есть криминальный, он и прислал с извинениями, а кому то было надобно? Тому, кому Ратников сильно помог, – Онфимию! Так что – что тут гадать-то?

– Значит, это вы так вот на пару в корчме промышляете? Добрых людей выслеживаете, ты, Опанас – их забалтываешь, а ты… как звать?

– Корятко, – смущенно прогундосил усатый.

– … а ты, Корятко, бьешь. Короче – разбойнички, тати! И многих уже поубивали?

– Да никого, – служка неожиданно перекрестился. – Вот те крест святой, милостивец, – никого! Я ж кистеньком… умело…

Ратников даже рассмеялся:

– Умелец, гляди-кось! Ладно, умельцы – раз уж пришли, давайте, выкладываете – что про парнишек тех, толмачей, знаете?

– Про толмачей? – Корятко задумчиво посмотрел в потолок, точнее сказать – на стропила. – Да мало что, милостивец, – недолго они у нас, с лета. Говорят – дорогобужские. Явились, сперва в людской жили, потом вот, перебрались в избенку. Матрене платили честно.

– Да, да, Матрене, – Михаил покивал. – Это ее ведь корчма-то?

– Корчма не ее – общества. Лодочники-перевозчики, Матрена-от, ихнего старосты покойного, Гунивы, вдовица.

– Поня-атно… Так что еще про толмачей знаете? Ты, Опанас, что молчишь?

Сметанников уныло развел руками:

– Да я ж разве что знаю? Без интереса к ним мы…

– Так-так-так, – насторожился Ратников. – Без интереса, значит? А почему? Ты б, Корятко, и их тоже – по башке кистенем, а все, что нашли, – ваше.

– Неможно, – мотнув головой, прогундосил служка. – Они ить – жильцы. Матрена то не одобрила б…

Ратников аж руки потер:

– Чудненько! Матрена, значит, тоже с вами в доле?

– Что ты, что ты!

– Да ладно вам врать – конечно, в доле, тут и говорить нечего, – убежденно перебил гостей Михаил. – Разве ж без ее соизволенья вы б решились… вот так запросто, в корчме. Не, ну, естественно – в доле. Онфимий Рыбий Зуб ей кем приходится – полюбовник?