Андрей Посняков - Крестоносец

Миша лишь головой покачал:

– Я же говорю – тоща больно. Да и мала… У тебя настоящего-то товара что, нету?

– Да был, – работорговец махнул рукою, и девчонка быстро оделась. – Как раз перед Рождеством привозил… Да бери этих, других-то я на заказ – сразу скупают.

– Скупают?! – насторожился Ратников. – Это, интересно, кто же?

– Да есть тут…

– Холодно как! – Миша похлопал себя руками. – Может, в корчму зайдем – сбитню выпьем?

– В корчму? – купчина немного подумал и кивнул. – А пожалуй. Посейчас, распоряжусь тут…

Подозвав высокого худого парня – по всей видимости, приказчика, – работорговец приказал ему убрать пока весь товар «в амбарчик»…

– Печь-то стопили?

– Дак, как раз посейчас и стопили, батюшка, – поклонился парень.

– Ну вот, пущай там пока одна часть сидит, греется, а то перемрут и будем мы с тобой, Акулин, в убытках.

– Не перемрут, – Акулин неожиданно улыбнулся. – Ужо, натопим жарко. Покушать бы им что?

– Рановато еще – покушать, – охолонил купец. – После обедни поглядим… покормим… к тому времени, может, Бог даст, и купят кого…

Миша только головой покачал от такого расклада, хотя, в общем-то, все было чисто по-купечески логично. Чего зря кормить? Может, и в правду купят?

– Вон там, за углом, корчемка славная, – улыбался на ходу купчина. – Блины там, ушица.

– А пиво-бражка есть ли?

– Да, я чаю, найдется. А ты что же, друже, не здешний?

– Проездом, – Ратников не стал вдаваться в по– дробности. – Далеко еще идти-то?

– Да вон, видишь ворота?

Туда, в распахнутые настежь ворота, и вошли в числе многих прочих. Располагавшаяся сразу за деревянной церковью святого Иоанна Крестителя корчемка оказалась заведением шумным и, судя по количеству людей, весьма популярным среди торговцев с ближайшего рынка, артельщиков и всех прочих посадских.

Несмотря на постоянно открывающуюся дверь, внутри было тепло и уютно, правда, несколько душновато – вьющийся от топившейся печи дым уходил в волоковое окно под крышей.

Для начала заказали сбитню, бражицы и блинов с ушицей из белорыбицы, ну, еще пару пирогов с визигой и две краюшки хлеба. Хоть нынешнее лето и выдалось слишком уж знойным и неурожайным и все окрестные села голодали, но во Пскове хлеб был – привезли купчины. Правда – очень и очень недешево, пожалуй, по нынешним временам за пуд ржи можно было прикупить с десяток красивых рабынь.

Миша нынче решил не мелочиться – у него еще оставалось полсорока беличьих шкур – вервиц. Да и жемчуг имелся, правда, мелкий – так это и хорошо, платить удобнее. Писать жалобы оказалось неожиданно прибыльным делом. Не то чтоб можно было разбогатеть, но на жизнь хватало.

– Ну, за знакомство!

Работорговец – звали его Николай, Николай Скородум – привез свой товар из Смоленска. Часть девок продали в холопство по суду, часть – за долги, а некоторых Николай и сам подобрал по дороге, в голодных деревнях, чем, можно сказать, спас девчонок от смерти.

Вообще, он оказался очень неплохим и дружелюбным человеком, этот смоленский торговец людьми. Даже жалостливым.

– Понимаешь, Миша, – сняв шапку, жаловался новый знакомец. – Стою вот сейчас на торгу – себе в убыток! Мне бы домой – так товарец не продан. А некогда уже!

– Так ты их отпусти, – закусывая пирогом, посоветовал Ратников. – Вообще отпусти, так, забесплатно – все равно ведь толку нет. На волю!

– Шутишь! – работорговец испуганно перекрестился. – Нешто на мне креста нет? Нешто я их прогоню на верную погибель? Помрут ведь – кому они нужны-то?

А вот это уж точно! Михаил даже головой покачал – настолько был поражен открывшимся перед ним парадоксом. Вот вроде бы торговец людьми – должен бы быть изувером. Ан нет… И совесть, и понятие имеет – в самом деле, прогони этих девочек сейчас «на волю» – и что? В лучшем случае, будут у церквей, на паперти, побираться… если им, правда, позволят – сейчас, в голодный-то год, конкуренция за «хлебные» места жесткая. Да и так… даже и лето было б – одному, без коллектива и покровителя, в этом мире не выжить!

– Ты, Николай, говорил, перед Рождеством кому-то что-то продал?

– А, – работорговец неожиданно рассмеялся, словно бы вспомнил какой-нибудь веселый случай. – Знаешь, я и не ждал уже – зима. Нет, слыхал, конечно – летом тут скупали как-то молодых дев, но плохо скупали – по дешевке, я тогда торговать и не стал – зачем? Себе в убыток?

– А что за люди их скупали-то?

– Так, подожди, я ведь о том и говорю. Перед самым Рождеством – смех один – я уж думал товарец в женский монастырь сбагрить – с настоятельницей договорился вроде… Да она потом отказала – не прокормить. Да и девы те еще попались, никакого в них смирения не было, один блуд…

– Да ну!

– Во те крест! Не рабыни, а настоящие блудницы вавилонские!

– Как же ты таких купил?

– А… навязали. В общем, стою я перед самым Рождеством, здесь же, на своем месте, жалуюсь в разговорах – мол, да, блудницы… Вот этих уж совсем было собрался прогнать – верши, нет? – и тут вдруг, подходят ко мне два молодых парня.

– Ну-ну-ну! Парни, говоришь? – Ратников быстро спрятал возникший нешуточный интерес за долгим глотком забористой бражки. – И что?

– Подошли, и прямо таки спросили – «у тебя, говорят, тут блудницы вавилонские»? Я и приказчики мои – в смех. Думали – издеваются, коли так спрашивают… Ан нет! Всех пятерых блудниц купили! Задешево, правда, ну уж, с паршивой-то овцы…

– Ну, надо же! Эт тебе повезло, Николай.

– А я о чем? Повезло, ясно…

– Так, может, и сейчас эти парни объявятся?

– Умм… может… – купец пожевал рыбки. – Только – весной. Так они сказали. Мол, будет добрый товар – возьмем. Ага, так я им добрый товар и продал!

– Почему? – пододвинул кружку Миша. – Чем они тебе не понравились? Да и вообще – что за парни-то? Ты их потом где-нибудь в городе встречал?

Выпив, Николай мотнул головой:

– Да нет, не пришлось как-то. Нет, вру! Их приказчик мой, Акулин, видал как-то.

– Акулин? Ладно… Поговорим с ним?

– А хочешь, так и поговорим… Правда – не советую. Жадные они какие-то. Скопидомы!

Как этих парней звали, ни работорговец, ни приказчик его, Акулин, не знали, как и не ведали – откуда парнишки вообще взялись.

– Видал я их как-то – с одного двора выходили, – вспомнил приказчик. – Хороший такой двор, тыном огороженный.

– А чей, чей двор-то?

– Да не знаю, – парень пожал плечами. – тут таких дворов – тьма. И все – огороженные.

Михаил задумчиво потеребил усы:

– Усадьба, значит, а не двор.

– А, пожалуй, что и усадьба, – согласился Акулин. – Только – небольшая… Но, где – точно сейчас не вспомню. Обитель там какая-то… монастырь…

– Монастырь? – оживился Ратников. – Что за монастырь? Спасо-Мирожский? Иванов?