Андрей Посняков - Крестоносец

– Вот что, девушки, – обернувшись на пороге, Миша игриво подмигнул сенным. – Мне бы совет ваш нужен… и матушки вашей, боярышни-красы… Жизнь свою расскажу – может, что и присоветуете?

И действительно, ну, как раньше-то в голову не пришло – браслетики да стеклодувов искать – куда как легче именно с помощью лиц, стеклянным товаром дюже интересующихся, сиречь – через небогатых девок.

Распахнув шубу – что-то стало жарковато, – Ратников встал у крыльца, дожидаясь…

Первой вышла боярышня… тьфу ты – купчиха … за ней – девки. Тут же, откуда ни возьмись, подкатили и сани с возницей:

– Садись, матушка!

– Погодь, Варфоломейко…

Одна из девчонок что-то зашептала на ухо своей хозяйке, время от времени азартно поглядывая и кивая на Михаила… вроде бы как безразлично смотрящего в небо.

– Эй, мил человек… Хозяюшка наша тебя послушать хочет. Пойдем-ка, эвон, туда, на солнышко.

Ратников спрятал улыбку:

– Как скажете, девчонки, как скажете!

Сани поехали впереди, девки – и Михаил – зашагали за ними. Выбрались на самый берег, почти перед самым монастырем, остановились – ах, как сверкало солнце! Невдалеке, на залитой льдом горке, веселясь, каталась ребятня.

– От и мы раньше тако… – неожиданно с грустью протянула одна из девок. – Но тут же опомнилась. – Ну, что, матушка? Тут слушать будем?

– Тут, – поудобнее устраиваясь на соломе, купчиха требовательно взглянула на челядинок. – Орешек-то каленых не забыли?

– Не забыли, матушка!

Девки – по очереди – начали щелкать орехи. Просто бросали их горстями в рот, выплевывали шелуху, лущили и – уже очищенными – с поклоном протягивали хозяйке.

Та ела да слушала, временами блаженно щурясь, словно нагревшаяся у печки кошка.

А Миша уж не терялся, растекался мыслию, точнее – словами, по древу, рассказывая мелодраматическую историю в духе женских романов: о том, как бросила его неверная возлюбленная, сбежала с заезжим стеклодувным подмастерьем, кстати говоря – немцем.

– Ай-ай! – качали головами девки.

Купчиха тоже дивилась:

– Нешто так может быть? Чтоб прямо на глазах… в постелюшке… Ох ты, Господи, грехи наши тяжкие! И слушать-то такое стыдно… Да ты говори, говори, мил человек, чего замолк?

Михаил и продолжил, насыщая историю несчастной любви различными эротическими подробностями…

– Прихожу как-то в хоромы… а они – там! Нагие! Он – лежит, а она…

– Ой-ой-ой! Вот курвищи-то!

Девки стыдливо краснели, а глазки-то были масляными!

А купчиха, ну такое впечатление, возбудилась, словно от порнофильма – вот-вот бросится!

– Ну, а дальше, дальше-то что? Не томи, сердечный!

– Дальше? – Ратников многозначительно усмехнулся. – А дальше будет, как на след полюбовнич– ков выйду… Уж погляжу! Ужо, сладко-то им не придется!

– Ой, господине… ты это… полегче, полегче…

– Да уж… ужо, в монастырь спроважу!

– От, это верно! А только как ты их найдешь-то?

– Прослежу. Помните, говорил про браслетики? Стеклянные такие, желтенькие?

– Ну!

– Вот, по ним и прослежу. И вы мне в том поможете!

– Мы? А как?

– А слушайте…

Проинструктировав неожиданных волонтерок, Ратников довольно подпоясался и, подумав, решил еще раз пройтись по торговой площади в надежде, что, может быть, и самому повезет – или браслетик увидит, или вызнает что-нибудь.

Шел, можно сказать, гоголем – фу-ты, ну-ты – шапка на затылок, орешки каленые пощелкивает – молодая купчиха угостила, верней – ее девки. Шел, шел, приценивался, приглядывался… и нарвался… Сам даже поначалу не понял, чего это на него монах орденский выпялился, словно баран на новые ворота? Сутулый такой монах, худой, со смурным подозрительным взглядом, больше подходящим какому-нибудь полицейскому детективу, нежели божьему человеку.

– Хальт! – вдруг закричал монах, словно ударенный током. – Хальт! Держи его!

Вот тут-то Ратников его и узнал – брат Дитмар. От которого убег еще по осени, в бурге, точнее сказать – уехал на машине.

А орденский монах уже ухватил беглеца за пояс и вовсю звал кнехтов. А те – кнехты – вот они, тут как тут – целое «копье», человек с дюжину. С копьями, с мечами… Вызверились – ату, мол его! – бегут, суки!

Миша, конечно, не долго думал – намахнул крестоносному братцу в морду, наотмашь кулаком, от всей души!

Тот так и улетел за рядок, сбивая наваленные на прилавке горшки и кувшины. Хозяин – горшечник – тут же заругался, наподдал незадачливому монаху еще – нечего чужие горшки бить! Хоть и немец – а нет такого закона!

Ратников ничего этого не видел и ругани не слыхал – бежал, подхватив полы полушубка, чтоб не мешались.

Перепрыгнул один рядок, другой, третий… Оглянулся – кнехты, гады, не отставали… Черт! Вот еще один появился – прямо у собора, вывалили из-за угла…

Все… некуда деться… Разве что – к берегу…

Беглец развернулся, юркнул в проулок, и ноги в руки… А сзади уже неслись, орали! Хорошо еще – никто не метнул копье… наверное, брат Дитмар предупредил, чтобы живьем брали. И как только узнал, в новом-то – с вислыми усами – прикиде? Узнал… умный… впрочем, если б умный так мог бы зря глотку не рвать – сперва подозвал бы кнехтов… Видать, спонтанно все вышло…

Ах, гады – близко! Вот-вот схватят.

Выбежав на берег, Миша рванулся к горке, где катались детишки, прыгнул к кому-то в санки:

– Хей, поехали, покатили – а ну, кто быстрей? На калач с маком спорим!

И покатил!

А за ним – и все детишки, так что подбежавшие кнехты остались без санок… разве что на рюхе по ледовой горке съезжать или на задницах… Так они и поступили – упорные, суки!

Ратников быстро поднялся, вскочил на ноги, осмотрелся… где-то они здесь должны были быть… не успели еще уехать.

Ага… Вот они! Сани…

– Эй, боярышня! Девчонки! Матушка! Погодь… Да погоди же!

– Да кто тут? Ой… мил человече! Ты как…

– Беда пришла, матушка, помоги… Полюбовнички кнехтов послали! Вона бегут, злыдни.

Купчиха прищурилась:

– Эвон, далеконько-то… Ну, ништо, не догонят. Садись, мил человек, в сани… Девки, подвиньтеся… А ты что спишь, Варфоломейка? А ну, гони давай!

Очнувшийся возница взял лошадей в кнут…

Ох, и помчались! Ох, и поехали! Едва все рядки – один за другим – не сшибли!

Хрипели лошади, на крутых поворотах скрипел под полозьями снег. Хватаясь за шубу Ратникова, визжали сенные девки…

А незадачливые кнехты копошились где-то внизу, с детьми, у подножия ледяной горки.

Михаил соскочил с саней в каком-то проулке, юркнул меж стоящих близко – едва только протиснуться – оград, пробежал мимо чьих-то хором и остановился лишь на паперти возле собора Иоанна Крестителя – отдышался в толпе, перевел дух.