Вячеслав Шалыгин - Бой с Тенью

Настольные часы-будильник коротко пикнули, отрезав еще один час недавно наступивших суток. Второй, третий? Андрей осторожно встал и, подойдя к окошку, нашарил лежащие на подоконнике сигареты. В разрыве холодных облаков показался диск Луны. Полнолуние длилось уже третью ночь и как будто не собиралось заканчиваться. Возможно ли такое, Соловьев не знал. Вернее, догадывался, что нет, однако слишком многое в последние дни превратилось из невозможного в реальное. Если бы изменился еще и «ход светил», Андрей бы, вероятно, даже не удивился. Да и не только он. Люди в последние дни стремительно теряли способность удивляться. Дело шло к тому, что очень скоро все жители Земли должны были превратиться в невозмутимых скептиков, а заодно и циников. Было ли это плохо? Наверное, да, но за это людям не грозила никакая кара. Им вообще ничто не грозило. Правда, при условии, что Андрей сделает верный выбор…

Соловьев докурил и щелчком отправил окурок за окно.

Каким он должен быть, верный выбор? Бороться? Против кого и какими средствами? Погрузиться в транс и попробовать выдержать удар? А если Сущность размахнется так, что выдержать его будет невозможно? Или окажется более терпеливой, чем человек, и вместо нанесения ударов просто дождется выхода из транса?

Можно было просто выйти из игры и раствориться, но как, если Тень всеведуща? Изменив не только внешность, но и личность на противоположную? С внешностью было понятно, способности позволяли при достаточной тренировке принять и удерживать образ кого угодно. А как быть с личностью? Как пропитаться чужим «я» настолько, чтобы стать невидимым для того, кто видит и слышит буквально все? Вернее — не как, с этим тоже было практически все ясно, а чьей? Чья это должна быть душа, чтобы, заглянув в ее тайники, Сущность решила, что этот человек не может быть Андреем Соловьевым? В женщину? Перевоплотиться в особь противоположного пола он не мог по чисто физиологическим причинам. В кого еще? В заумного «ботаника»? В разудалого шоферюгу? В циничного мента, вороватого торгаша, вечно пьяного доктора, полубезумного маньяка или в хладнокровного убийцу? Убийца… Вот уж кого точно не заподозришь в связи с честным и законопослушным актеришкой неизвестного жанра.

Мысль была настолько неожиданной, смелой и… страшной, что Андрея бросило в жар.

«А что еще? Чтобы снова не марать руки в чужой крови, застрелиться самому?»

«Снова»… Соловьев поймал себя на том, что эта деталь может сорвать весь спектакль. Когда-то давно он уже был убийцей. На войне, с заранее выписанной индульгенцией от государства, но сути это не меняло. Вся разница заключалась в том, что тогда выбора не было, а теперь он был. С одной стороны, разница достаточно большая, а с другой — минимальная, до полного отсутствия.

Возможно, и эта маскировка была не способна обмануть пресловутую Сущность, но в таком случае оставалось лишь самоубийство, а накладывать на себя руки Андрею точно не хотелось.

А если Некто лгал? Если заманивал наивного, пока не разобравшегося в себе феномена в ловушку, чтобы воспользоваться его способностями в корыстных целях? Если он был не тем, за кого себя выдает, а проводником этого самого Проклятия? Или был кем-то даже худшим, нежели бестелесная и бездумная Сущность?

Разрешить все эти сомнения можно было только экспериментальным путем. Только попробовав перевоплотиться в другого человека, причем сразу, без предупреждения и долгой подготовки. И не в обычного серого гражданина, а в того, кто не соответствует прежней личности Андрея ни по каким статьям.

Соловьев допускал, что может ошибаться, но времени на мучительные раздумья у него просто не было. Следовало действовать быстро и решительно, пока не вернулся бестелесный Некто и не напала Сущность.

Он чувствовал ее холодное дыхание почти на затылке. Тень была уже совсем рядом, она уже протягивала свои бесформенные щупальца к его душе и разуму. Андрею было страшно и обидно. Страшно за себя и обидно за тех, кто невольно попадал под удар Проклятия, а заодно и черных воинов. Он должен был спастись сам и спасти своих друзей. После того как погиб Борис, чувство ответственности за близких людей стало для Андрея одним из самых больных вопросов. Череда бессмысленных, невосполнимых потерь должна прерваться. Любой ценой. Даже если Соловьеву для этого предстояло принять облик отвратительного, бездушного монстра. Невидимого и для Тени, и для непонятных и жестоких черных воинов. Плата за такую маскировку была велика, но и ставки в начавшейся игре были не меньшими. Проиграв, Андрей был бы обречен, так же, как его товарищи, так же, как весь мир. Зато выиграв, он искупал все грехи, которые ему предстояло совершить, будучи безжалостным и циничным наемником.

Наемником… Именно так… Соловьев почувствовал, как его бросает в жар. Он даже знал, кем конкретно станет в новой жизни. Более надежного прикрытия, более эффективной маскировки не придумать…

В память о погибшем друге, ради живущих друзей, ради всей жизни, что пока еще есть на Земле…

Он прикурил новую сигарету и чуть отодвинул штору. За окном сгустились тучи и начал накрапывать дождь — в этом году, скорее всего, последний, приближалась зима. Часовые накинули капюшоны, а водители дежурных машин подняли тонированные бронестекла, оставив только мизерные щели, пульсирующие огоньками бесконечных сигарет.

Одна машина подслеповато моргнула упрятанными под специальные рассеиватели фарами и, тонко свистнув стартером, завелась.

«Сейчас или никогда! — мелькнула мысль. — Время решать».

Выбросив под дождь едва догоревший до середины окурок, Андрей быстро оделся и бесшумно покинул комнату. Нежно целовать спящую Веру он не стал. В этом у него почему-то не возникло никакой потребности.

«Начал входить в роль?»

Кроме одежды и денег, при нем не было ничего из этой жизни. Ни документов, ни особо дорогих вещиц. Единственное, что связывало его с Управлением, была карта-ячейка. Впрочем, неактивированная, она ничем, кроме обычного куска пластика, не являлась…

В холле Соловьев встретил именно тех, кого и рассчитывал. Евгения, Феликса и Кирилла Мефодьевича. С дорожными сумками и в полной экипировке. Провожал их уставший и какой-то помятый Сноровский.

— От греха подальше? — поинтересовался Андрей.

— А ты чего не спишь? — обеспокоился Иван Павлович. — Куртка зачем? Собрался куда-то?

— С ними, — Соловьев кивнул на отъезжающих.

— Опять? Тебе мало засады и двух простреленных колес?

— Засада была мертвой во всех смыслах, — возразил Андрей. — Мне надо в тюрьму.

— Для полуночных размышлений самое место. Только карцер есть и здесь.

— Иван Павлович, мне кажется, на этот раз я точно знаю, что надо делать!