Андрей Посняков - Кокон

Ведущая в помещение дверь оказалась хоть и запертой, но довольно хлипкой — не долго думая, молодой человек выбил ее одним ударом ноги и, оглянувшись, нырнул в низкую полутемную залу, оказавшуюся абсолютно пустой.

Под потолком горела тусклая закопченная лампочка в двадцать пять ватт, вдоль стен стояло какое-то оборудование, станки, ящики.

Что-то хрустнуло под ногой… Пластиковый стакан! А вот еще… А вон, в ящике, упаковки «Доширак» уже использованные…

Макс взял одну — осмотрел, понюхал… Здесь ели не так уж и давно, может быть, даже сегодня, еще с утра или днем. Интересно, а куда же все…

Чу!

Тихомиров вздрогнул — ему вдруг почудился стон.

Прислушался… Нет, вот опять… Где-то совсем рядом… в дальнем углу.

Скользнув туда, Максим вновь очутился перед закрытой дверью, правда, на этот раз она была заперта лишь на засов. Замок-контролька лежал на ящике рядом. Видно, тот, кто закрыл дверь, намеревался сюда обязательно наведаться еще разок, быть может совсем скоро.

Снова стон!

Как раз оттуда!

Быстро отодвинув засов, Тихомиров распахнул дверь.

— Господи, Максим! Ты? — неуверенно сказали из темноты.

— Я… А вы кто? И что здесь…

Заслоняя рукой глаза от света лампочки, на порог шагнул изможденный мужчина.

— Петрович!!! — узнав его, ахнул Максим.

Они выбрались за ворота в санях, под брезентом. Скрипели полозья. Пахло еловой хвоей, смолой и скипидаром. Возница попался веселый — все время пел пьяным голосом громкие песни из репертуара «Любэ»:

Время от времени песни на миг прекращались, видать, парень прикладывался к бутылке — слышны были и бульканье, и довольный вздох, и смачное чавканье. Чем он, интересно, закусывал — салом что ли?

Чуть откинув брезент, Максим выжидал местечко потемнее — не хотелось отъезжать от города слишком далеко. В тусклом свете фонарей — лесная дорожка была освещена — мелькали еловые заросли, какой-то бурелом, сугробы… Вот, кажется, здесь уже довольно темно — сани как раз нырнули в овражек.

— Пора, — шепнул Макс, толкая локтем инженера.

Тот кивнул, и оба осторожно соскользнули с саней в снег.

Скрывшийся за поворотом возчик ничего не заметил — слишком был поглощен выпивкой и распеванием лихих песен:

— Веселый парень, — усмехнулся Тихомиров, поднимаясь на ноги. — Ну, Григорий Петрович, рассказывай!

Инженер лишь покачал головой и улыбнулся:

— Вот уж не ожидал тебя встретить.

— Вообще-то я искал одну девушку… ее как раз сюда привезли. Красивая такая, кареглазая, Олесей зовут…

— Девушка? — Петрович зябко поежился и прибавил шагу: все ж таки одет он был довольно легко для зимних прогулок — в спецовку и свитер. — Может, и была девушка… тут много их было, но меня держали отдельно. К сотрудничеству хотели склонить, уговаривали…

— А с девушками-то, с девушками что?

— Увезли куда-то. Их здесь, на станции, долго не держат. В фургон и… Куда вот только — не знаю, не очень-то я тут с местными общался, с одним мужичком только… ушлый такой, с прищуром нехорошим. Микол Игнатьевич — так он представился.

Тихомиров усмехнулся:

— Ну конечно — Микол.

— Что-что?

— Да так. Ничего нового. Просто как-то рассказывали об одной дальней деревне и ее старосте. Может быть, туда они пленниц вывозят, к себе. В работницы… или чего похуже. — Молодой человек нервно сплюнул. — Завтра пойду. Возьму вот лыжи и…

— Вместе пойдем, — кашлянув, негромко промолвил Петрович. — Меня тоже давно любопытство терзает: что за Микол? Посмотрим…

— Да я б и один… — Максим снял с себя крутку и почти силком надел на своего спутника.

Тот хмыкнул:

— А ты сам-то как?

— А у меня свитер теплый, не чета твоему. Черт, скорей бы Олесю отыскать.

Впереди показались огни девятиэтажек — город. Инженер улыбнулся и, снова кашлянув, спросил:

— Ты как хоть все это время жил, Максим?

— Да по-разному. — Тихомиров махнул рукой. — Сейчас придем… Ой! А ведь нельзя ко мне-то!

Максим кратко рассказал о том, что произошло сегодня с его квартирой и с Олесей.

Григорий Петрович слушал внимательно, кивал:

— Этот ваш старший по подъезду, Иван Кузьмич, явно при делах.

— Я тоже так думаю. Может, тряхануть его?

— Ты полагаешь, он знает, куда увозят работников? — Инженер хохотнул. — Ну, положим, то, что их везут на ТЭЦ, он тебе скажет. Так это и без него известно. Лучше за фургонами проследить — надежнее.

— Проследим, — сквозь зубы процедил Макс. — Петрович! Во-он на ту тропку сворачивай.

— Да я бы хотел домой… Взять кое-что.

— Ага, домой! — Быстро схватив инженера за рукав, Максим вместе с ним рухнул в сугроб.

И вовремя — из-за леса как раз выскочили пятеро всадников и, гикая, пронеслись в сторону микрорайона.

— По твою душу! — выбираясь из сугроба, усмехнулся Максим. — Ну, пошли… Здесь, недалеко, моя двоюродная сестрица живет.

— А если и у нее…

— Не думаю. — Молодой человек отрицательно покачал головой. — Вряд ли кто о ней знает. Квартиру я всю жизнь снимал и с соседями особо не роднился… Теперь вот сюда, налево. Ну вот, пришли… Погоди! Проверю на всякий случай.

Осторожно обойдя крыльцо, Тихомиров заглянул в окно, освещенное неровным светом стеариновой свечки — на старый город электроэнергия не подавалась: мало нашлось желающих платить.

На кухне за столом сидели все четверо обитателей дома: Настя с Игорьком и Лена с маленькой дочкой. Ели вареную картошку с квашеной капустой и солеными огурцами — ужинали.

— Все в порядке! — дав знак Петровичу, Макс поднялся на крыльцо и, тщательно обмахнув веником снег, постучал. — Эй, хозяева! Гостей принимаете или как?!

— Гости в такую пору дома сидят… Ой, Максим, ты?

Через пару минут гости уже сидели за столом и, махнув по стопке настойки, закусывали хрустящими огурчиками и разваристой вкуснейшей картошкой.

— Вовремя вы, — улыбалась сестрица. — Мы как раз ужинать сели.

На следующий день, не тратя времени даром, Максим и Петрович, одевшись потеплее, встали на лыжи и ходко пошли в сторону самолета. Тихомиров тащил объемистый рюкзак с припасами, а за плечами инженера поблескивал вороненый ствол охотничьего ружьишка. Ружьишком — мужниным — снабдила заботливая Настя.

Рвался в бой и племянник, но Макс тут же дал ему укорот — мол, охраняй лучше женщин, времена стоят неспокойные. Отговорил… Правда, Игорек смотрел с обидой… уж пусть лучше обижается, чем что с ним случится. Два было сына у сестрицы — теперь один. С младшеньким, Лешкой, доведется ли еще свидеться-то? Хотелось бы, конечно, надеяться…